Кое-что получше - [6]

Шрифт
Интервал

Так вот, оказалось, что Саша тоже был там, среди участников этого безобразия, и я ему очень приглянулся. Более того, Сашин сосед по лестничной клетке записал всю эту ахинею на видеомагнитофон (большая редкость по тем временам!), и Сашина жена, просмотрев запись, видимо, тоже отметила меня. Короче говоря, когда подошла следующая электричка и утесы-великаны не только внесли нас в вагон, но еще и посадили у окошечка, Саша стал меня уговаривать поехать к нему в гости на «Химмаш», чтобы посмотреть «историческую» видеозапись. Решающим был приятно щекочущий самолюбие всякого мужчины довод:

— Господи! Как жена-то обрадуется!

Вечер, проведенный у Саши, я не забуду никогда в жизни. Он и его супруга оказались на редкость хлебосольными хозяевами, а когда кончилась водка, Саша куда-то сбегал и, несмотря на довольно поздний час, тут же принес еще бутылку. Но дело, конечно, не в том. Для меня он был живой легендой тучи. Он разоткровенничался — и легенда оказалась чистою правдой. Из собственных Сашиных уст я услышал в тот вечер именно то, что прежде говорили о нем другие:

— Не надо со мной меняться, никогда не надо…

Со всего околотка (а может, и со всего «Химмаша») стекались в Сашины умелые руки отходы дискоманской карусели — расколотые и расплавленные, изборожденные царапинами и протертые одеколоном пластинки, плоды шумных вечеринок и неудачных обменов. Саша мастерил конверты, перебивал «пятаки», исправлял погнутости, на несколько недель заряжая пластинку под пресс книжного шкафа, отмывал запах одеколона, указывающий всякому опытному дискоману на неуничтожимое шипение, клеил, мастерил, замазывал, изготовлял надписи типа «Made in England» на супрафоновских и юготоновских продуктах и, наконец, терпеливо бродил по туче в поисках профанов. Короче, он превращал все эти осколки прежней роскоши в настоящий капитал, и за это околоток платит ему щедрой признательностью: самые дорогие, самые свежие пластинки, привозимые с тучи друзьями, тоже стекались к нему для прослушивания и записи на магнитофон.

Стоит ли добавлять, что тот вечер в гостях у Саши был полон замечательной музыки? Стоит ли объяснять, почему я ничуть не удивился, когда гордый хозяин распахнул передо мной заветный шкафчик, хранивший полную коллекцию пластинок «Битлз»? Мы были фaнaтикaми одной генерации, меломанами одного вкуса и без труда нашли общий язык. Я был просто счастлив и совершенно расслабился, столь стремительно перелетев от угрожающей мне опасности к окружающему меня гостеприимству…

Поздно вечером приветливые хозяева проводили меня до остановки, снабдили сигаретами на дорожку и усадили в один из последних троллейбусов. Я прислонился к приятно холодящему висок стеклу и задремал (за пределами изящной словесности следовало бы прямо сказать — «отрубился»), держа на коленях все тот же пакет с «King Crimson» и К°. Тотчас мое подсознание, воспаленное водочными парами, перенесло меня на картофельное поле и пыльные дороги красноуфимских проселков…

— Эй, друг, вставай, приехали! — раздался над моим ухом довольно резкий, но не злобный окрик. Я пробудился, машинально подхватил пакет с пластинками и кинулся вслед за растолкавшим меня человеком к кабине. Безошибочным чутьем я распознал в нем водителя, но разновидности транспортного средства, в котором находился, не определил. Водитель даже нисколько не удивился моей горячей просьбе — довезти до деревни Чувашково. Он подогнал машину к самым воротам троллейбусного парка, остановился и открыл переднюю дверь:

— Извини, друг, дальше ехать не могу.

Зрелище троллейбусных дуг сильно поколебало мою вздорную уверенность в том, что я нахожусь в Красноуфимске. Поэтому я кинулся к одинокому прохожему, как к дельфийскому оракулу, и возопил:

— Мужик, какой это город!?

Потрясенный оракул растерянно пробормотал:

— Ну, Свердловск…

Свердловск! Какое счастье! Дуракам и пьяницам везет — через несколько минут я раскинулся на переднем сиденье частного автомобиля, владелец которого согласился подбросить меня до дому за пару сигарет, и показывал ему свои (то есть, конечно, чужие) пластинки, взахлеб повествуя о своих страшных шувакишских приключениях.

— Да, не та теперь туча стала, не та… — заметил он, грустно улыбаясь, и утопил клавишу магнитофона.

— Рок-н-ролл? — оживился я при первых звуках.

— Рок-н-ролл, — кивнул владелец.

— Литтл Ричард? — состроил я знатока.

— Чак Берри, — разочаровал он меня.

Не набравшись смелости, чтобы попросить довезти меня до подъезда, я выскочил из притормозившего автомобиля за сотню метров от дома и хлопнул дверцей, пожелав счастливого пути. Вместе с несмолкающим рок-н-роллом он набрал скорость и скрылся за поворотом.

Семидесятые годы кончались в ту ночь как-то особенно явно, грустно и весело. В общем, бесшабашно — как и все в этом стиле.

КАЛУГА

Калужский — известная личность. Его знали все рок-фаны Екатеринбурга. Его знали в Москве, Санкт-Петербурге, Иркутске. С ним знакомы в США, Великобритании, Ирландии, Финляндии, Швейцарии. Говорят, что с ним не сработался Слава Бутусов (бессменный лидер одной советской поп-группы с постоянно меняющимся составом, неожиданно добившейся кратковременного успеха в конце 80-х годов) — неправда, это Калужский не сработался с ним.


Еще от автора Аркадий Валерьевич Застырец
Буря

«Буря» – одна из самых удивительных пост-шекспировских пьес Застырца. В ней всего два действующих лица, которые изображают всех прочих известных по сказке Шекспира персонажей: мужчина, одержимый бурей воображаемых коллизий, и женщина, старательно подыгрывающая мужчине из любви и жалости к нему.


Кровь и свет Галагара

Первая книга о приключениях юного галагарского царевича — слепорожденного Ур Фты и его верных боевых товарищей — крылатого Кин Лакка, могучего Нодаля, загадочного Трацара. Классическая фэнтези, реконструкция эпоса, рожденного чужим миром со всеми его реалиями — материальными, ментальными, языковыми и этическими. Интересна, прежде всего, тем, что освоение чуждого мира решается на уровне языка — как переводческая задача. Главы из романа опубликованы в 1994 г. в журнале «Уральский Следопыт».


Гамлет

«Самое простое и самое ошибочное – принять эту вещь за бурлеск, шутку, капустник. Хотя она – и бурлеск, и шутка, и капустник. Но еще – и отчаянная попытка вырваться за пределы русского Шекспира, так мало имеющего отношения к Шекспиру настоящему. Попытка тем более значительная, что удачная и что других пока нет.По духу этот «Гамлет» ближе к шекспировскому, чем пастернаковский и любой другой, известный на родном нашем языке»Петр ВАЙЛЬ (Новое литературное обозрение, №35 (1/1999)


Сон в летнюю ночь

Старые актеры, волей смертельного недуга очутившиеся в загадочном предбаннике вечности, разыгрывают по памяти комедию Шекспира и в этой игре забывают обо всем – о старости, боли, смерти, об отчаянной безысходности земного существования, о своей несчастной актерской судьбе. Весь мир театр и люди в нем актеры? Верно. Но для этого «Сна» верно и обратное: театр – это целый мир, в котором актеры превращаются в своих персонажей, играючи достигая невозможного – молодости, здоровья, любви, бессмертия…


Приручение строптивой

Игра Застырца в одну из самых любимых комедий Шекспира представляет собой загадку. Что это? Глубокомысленная декларация вечных ценностей или циничная шутка? Кто мы? Грешные проходимцы, которых для смеха нарядили в роскошные одеяния и развлекают сценическим зрелищем? Или лорды и леди, вдруг пробудившиеся от сновидения, в котором были бродягами и женщинами легкого поведения?


Макбеты

Комедия ужаса «Макбеты» (именно так, во множественном числе!) вылеплена Застырцем в качестве вызывающего трансформера, в котором исторический материал сливается с современными реалиями. И знаменитая трагедия превращается в гомерическую, отчаянную, залитую кровью комедию, представляющую на сцене в полный рост уже не власть, а человеческую глупость, ныне здравствующий идиотизм грандиозного, глобального, максимально возможного в истории масштаба.


Рекомендуем почитать
Георгий Димитров. Драматический портрет в красках эпохи

Наиболее полная на сегодняшний день биография знаменитого генерального секретаря Коминтерна, деятеля болгарского и международного коммунистического и рабочего движения, национального лидера послевоенной Болгарии Георгия Димитрова (1882–1949). Для воссоздания жизненного пути героя автор использовал обширный корпус документальных источников, научных исследований и ранее недоступных архивных материалов, в том числе его не публиковавшийся на русском языке дневник (1933–1949). В биографии Димитрова оставили глубокий и драматичный отпечаток крупнейшие события и явления первой половины XX века — войны, революции, массовые народные движения, победа социализма в СССР, борьба с фашизмом, новаторские социальные проекты, раздел мира на сферы влияния.


Дедюхино

В первой части книги «Дедюхино» рассказывается о жителях Никольщины, одного из районов исчезнувшего в середине XX века рабочего поселка. Адресована широкому кругу читателей.


Школа штурмующих небо

Книга «Школа штурмующих небо» — это документальный очерк о пятидесятилетнем пути Ейского военного училища. Ее страницы прежде всего посвящены младшему поколению воинов-авиаторов и всем тем, кто любит небо. В ней рассказывается о том, как военные летные кадры совершенствуют свое мастерство, готовятся с достоинством и честью защищать любимую Родину, завоевания Великого Октября.


Небо вокруг меня

Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.


На пути к звездам

Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.


Вацлав Гавел. Жизнь в истории

Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.