Кодекс имиджмейкера - [31]

Поэтому Кутовой, чуть не силой, впихнул Профатилову «надежного товарища и хорошую журналистку Шаромыгину», увидев которую в штабейке не менее надежный товарищ Ковальчук спросила Михаила Иосифовича:

– О! А эта лярва что делает у нас?

Лариса звалась Шаромыгиной не всегда. В девичестве она носила фамилию Копейкина. Тоже странная фамилия, но без забулдыжного флера. Копейкиной ее нарекли в детдоме. Перепеленывая малышку, санитарка нашла в ладошке подкидыша медную копейку. Значит – Копейкина. А Лариса – первое из имен, что на ум пришло. Иваныч – директор детдома, а дети все на нем. Значит – Ивановна. Так и записали – Лариса Ивановна Копейкина. А кто она и откуда на самом деле, так и не выяснили милиционеры линейного отдела, нашедшие уакающий сверток под лавкой в зале ожидания портового вокзала.

Тайна сия терзала Копейкину беспрестанно. Часами рассматривала себя в зеркале. Да и Лара ли она? А может, Дарья, Луиза или Одетта? Кто ответит? Молчит родная вокзальная лавка, разводят руками в линейном отделе милиции, пожимают плечами в администрации детдома.

Поэтому, выйдя замуж за моряка дальнего плавания Евгения, Лара легко, как змея кожу во время линьки, сбросила опостылевшую фамилию и приняла мужнину – Шаромыгина. Копя на жилье, молодожены снимали сараюшку – летнюю кухню с печным отоплением. После приютской серой нищеты Лара украшала семейное гнездо, как могла – по-сорочьи тащила в дом все блестящее, с красивостью. Заклеивала стены над кроватью плакатами, привезенными мужем из-за моря. Топить углем и бегать по нужде в холодный сортир молодым было не в тягость. Зато особый шик – настоящая ванна, в которой можно было лежать, вытянувшись тростинкой в воде, и только чуть-чуть касаться большими пальцами ног противоположного края. Совсем не то, что детдомовские казарменные помывки в душевой по субботам. Млея от счастья, Лара вылёживала часами в ванне утром и вечером.

– Так на вас, Ларочка, никакого септика не хватит – по две ванны в день принимать, – бубнил муж. Он всегда обращался к молодой жене на «вы», после чего мог легко добавить «бля». Через несколько лет почти круглогодичных хождений Жени в рейсы купили однокомнатный кооператив, казавшийся дворцом. Жизнь налаживалась. Родились дети-погодки, мальчик и девочка. Назвали их Жеками – в честь папки. После родов Шаромыгина раздобрела. Куда-то ушла гибкость и тонкость, Лара налилась, закрутобедрилась. Теперь муж, придя из рейса, оглаживая необъятную плоть, приговаривал:

– Вы, Ларочка, моё слонышко…

Все переменилось в мгновенье ока. Счастье разбилось, как большая весенняя сосулька о тротуар – вдребезги. Разлетелось тысячей осколков и растаяло без следа. Груженый заморскими гостинцами Шаромыгин раньше обещанного вернулся из рейса и увидел неуклюжие потрахушки пьяной жены с каким-то мужиком, затеянные пока дети были в школе.

– Что же это вы, Лара, делаете, ёб вашу мать? – спросил он супругу и заехал кулаком в челюсть. Та, несмотря на вес и комплекцию, легко взмахнула ногами и пингвином майнула в дальний угол, круша нажитое добро и робко пряча тело жирное в утесах тумбочек и столов. С полок, шкафов и стен посыпались рушники, африканская резьба, глиняная посуда, хрусталь, рамки с детскими рисунками.

– Мы никого не ждали… Кто вы? – растеряно бормотал ползающий под ногами в поисках трусов голозадый кабальеро.

– Позвольте представиться. Шаромыгин, – поклонился Евгений и влупил пушечный удар с правой ноги по жопе соблазнителя. Голый зад перелетел через всю комнату к жене. Бывшей. На этом семейная жизнь Шаромыгиных закончилась.

Помыкавшись по городу в поисках лучшей доли, Лара прибилась к Повертайловскому редакционно-издательскому информационному комплексу. Начав с секретаря директора, разбитная разведенка поднялась до редактора телепрограммы «Перископ». Она не робела перед камерой, писала сносные для Свободно тексты, корявости которых ловко прятала за телевизионной картинкой.

Профатилов сразу приспособил Ларису Ивановну к делу – отрядил снимать фильм-страшилку о мясокомбинате.

Михаил Иосифович находился под впечатлением увиденного на свалке, куда комбинат сбагривал отходы, и поэтому, ставя перед Шаромыгиной задачу, легко рисовал картинки и панорамки будущего фильма. А уж поснимать там было что.

В погоне за сверхприбылью, Кузнецов не стал утруждать себя строительством скотомогильника и очистных сооружений. Все дерьмо своего мясоколбасного производства он выбрасывал за забор, в ближайший к комбинату овраг.

Естественно, пока Макс и Иван Иванович дружили, ни городская администрация, ни потребнадзор никаких нарушений в упор не видели. Но теперь не то, что прежде. Сам Кутовой направил Профатилова на свалку:

– Поезжай, Иосифович, погляди. Там такое говнище…

То, что увидел Профатилов на свалке мясокомбината, повергло его в шок – Кинг и Хичкок отдыхают.

В белоснежной раме свежевыпавшего снега разлилось в овраге, от берега до берега, багровое озеро крови. Сизые осклизлые берега его шевелились – то бомжи, собаки, кошки, птицы рылись среди кишок, костей и требухи. Время от времени со дна поднимались огромными пузырями газы и звонко лопались. Торчащие из снега гигантские ребра, размашистые рога, большелобые, с пустыми глазницами черепа, складывались в скелеты гигантских неведомых чудовищ. Смрад ел глаза, выворачивал наизнанку кишки к кишкам. Гойевские всадники только что проскакали здесь…