Кочевая кровь - [7]

Дважды в год, в октябре, перед днем рождения и в самом конце декабря я ощущал упадок физических и моральных сил. Депрессия, хандра, апатия – это состояние можно назвать как угодно. Выйти из него можно или через спиртное, или с головой погрузившись в работу.

В конце декабря 1983 года я ни напиться, ни работать еще не мог. Пить не советовали врачи. «Пожалей свою печень! – напутствовал меня завотделением. – За время лечения мы в тебя столько антибиотиков впихнули, что как минимум пару месяцев надо попоститься. Бокальчик шампанского в Новый год, и ни грамма больше!» К работе на новом месте я еще толком не приступил.

В последнюю пятницу уходящего года я стоял в своей комнате, прижавшись лбом к стеклу. За окном валил снег. На душе скребли кошки. Кривая «синусоиды жизни», поднявшись вверх (выписка, повышение, возвращение в город), внезапно ухнула вниз, и я не мог понять, что изменилось в окружающем мире и что ввергло меня в уныние. Правильно ли я поступил, что вместо Верх-Иланска и Натальи выбрал город и Марину? Где грань между любовью и практицизмом, между непреодолимыми обстоятельствами и малодушием?

А чего это я только в себе ищу причины моего расставания с Наташкой? Почему во всем должен быть виноват один я? В день моего рождения я предложил ей выйти за меня замуж, но она отказалась. Экая гордячка! Я что, должен был на колени вставать? Я никому до нее жениться не предлагал, опыта в таких делах у меня никакого нет. Могла бы войти в мое положение: провел бурную ночь с женщиной – она оказалась девственницей. Это как удар копытом в лоб. Был умный – стал дурак. Был самонадеянный молодой человек, стал растерянный юноша с вещественными доказательствами первой любви на руках. Один мой приятель как-то сказал: «Если я встречу девственницу, то женюсь на ней, даже если она будет страшнее атомной войны». До сих пор холостяком ходит. Он не встретил, а мне выпало.

Из снежной пелены на заводскую площадь вынырнули два пьяных мужика. Постояли, посовещались и пошли в сторону слесарных мастерских. Пятница! Рабочий класс имеет право расслабиться после трудовой недели.

За моей спиной хлопнула дверь. Вернулась Марина.

– Ты не соскучился? – она обняла меня, чмокнула в шею. – Побудешь еще немного один, я сбегаю на пять минут, поговорю с девчонками из тридцатой комнаты.

«Каждый вечер одно и то же. Она видит своих подружек на заводе, но все новости обсуждает исключительно вечером в общежитии. За день наговориться не могут, что ли?»

Я прислушался к звукам в коридоре. За время, прожитое в общаге, я научился безошибочно определять приближение грандиозной попойки. Сейчас в общежитии стояло обманчивое затишье, но день-то – пятница! И до самого главного праздника в году совсем ничего.

«Интересно, – подумал я, – сегодня будет «мужской» день или «женский»? Судя по звукам, мужики сегодня не в теме, значит, перепьются девчонки. Тишина. Марина ускакала. Сегодня, чую, будет весело. А может, наступит день «Всеобщей тоски», такое уже как-то было под Восьмое марта».

День «Всеобщей тоски», как я его назвал, начался с тревожной тишины. Был обычный будний день, среда или четверг. Одна девушка рассталась со своим парнем и решила залить горе вином. Соседки по комнате поддержали ее. Потом к посиделкам присоединились еще две женские комнаты, потом еще и еще, и к вечеру все незамужние бабенки на этаже были «на рогах». Шум, разборки на повышенных тонах, женский визг, мужской хохот, пошлые предложения: «Анжела, да не плачь ты! Пошли к нам в комнату. Мы сегодня с Саньком вдвоем. Утешим тебя, как сможем».

Как-то раз, уже на закате наших отношений, пошли мы с Ларисой Калмыковой в кино. Перед фильмом шел тележурнал о неизученных человеком особенностях жизни животных, рыб и птиц. Например, никто не может объяснить, почему океанские рыбы, идущие многокилометровыми косяками к Гренландии, внезапно, как по команде, все одновременно меняют направление своего движения. Или птицы, клубящиеся стаями перед отлетом в дальние края: летели все на юг – бац! – и всей стаей сменили направление на запад, а потом – снова на юг.

– У нас в общаге то же самое, – сказал я Ларисе. – Иногда, без повода и праздника, впадают в загул или мужики, или женщины, или все разом. Я пытался понять природу этого явления, но оно, с точки зрения здравого смысла, необъяснимо.

– У вас там оргии каждую неделю, а ты хотел, чтобы я к тебе в общагу переехала? – усмехнулась Лариса.

– Не каждую неделю и даже не каждый месяц, – возразил я. – Рыбы тоже не каждый день к новому морю плывут.

– Я не хочу быть рыбой, – поставила Лариса точку в наших отношениях.

Сейчас она живет с приемщиком стеклотары. Меха, золото, автомобиль «Волга». Девичьи мечты о сытой благополучной жизни сбылись.

«А я-то о чем мечтаю, о любви или о теплой стайке и корыте, полном свежих помоев? Мне стоит успокоиться и перестать твердить каждому встречному, что я – враг условностей, или продолжить метаться в поисках неизвестно чего? Что такое любовь, не объяснил ни один поэт, ни один философ. Любовь бывает разная, и, наверное, у каждого своя: кто страдает от любви, кто-то поет песни, кто-то плачет в одиночестве, а кто-то скачет от счастья. Я упустил тот миг, когда мои чувства к Наталье были истинными. Сейчас я пытаюсь вернуться к исходной точке, но тщетно. Я не могу понять, когда я был по отношению к ней по-настоящему искренним. Я даже не могу понять, мои чувства к Наталье – это любовь или это неосознанное влечение к женщине, с которой можно смело создавать семью и не заботиться о воспитании детей и быте? Пришла бы она сейчас и объяснила мне: скотина я или тряпка. Если я скотина, то все еще поправимо. Я откажусь от должности в городе и вернусь в Верх-Иланск, но если она считает, что я сошелся с Маринкой в силу обстоятельств, то между нами все кончено».