Князья Шуйские и Российский трон - [15]

Тое же зимы вдругие посла князь велики Дмитрей Констянтиновичь Нижняго Новагорода и Суждаля брата своего князя Бориса Констянтиновичя и сына своего Семена ратью на Мордву; а князь великий Дмитрей Ивановичь Московский посла же свою рать с ними, воеводу Феодора Андревичя Свибла, и пришедше воеваша землю Мордовьскую, власти и села и погосты и зимници пограбиша, а жены их и дети плениша, и землю их всю пусту сътвориша; а коих живых приведоша в Новъгород, тех казниша смертною казнию и травиша их псы на леду на Волзе»[92].

В описании битвы на реке Пьяне в Никоновской летописи чувствуется рука не только человека, непосредственно участвовавшего в сражении, но и весьма талантливого литератора, владеющего сочным красочным стилем и богатым воображением. Это описание по сравнению с описанием Воскресенской летописи и Московского свода 1479 г. является талантливо написанной повестью, а не просто хроникой событий. Частые обращения к воле божьей свидетельствуют о принадлежности автора к церковным кругам. Мог ли им быть редактор Никоновского свода митрополит Даниил? Думается, что нет. Откуда бы он взял те подробности, которыми изобилует описание личности царевича Арапши, или поведения князей, бояр и простых воинов (причем, на какую бы то ни было разницу в поведении нижегородских и московских полков не указывается). Даниил, апологет московских князей, не мог этого сделать. Видимо, авторство или во всяком случае редакторская обработка принадлежали епископу Дионисию, основателю нижегородского летописания и, очевидно, не менее талантливому литератору, чем митрополит Даниил.

Описанием событий на реке Пьяне заканчивается собственно Лаврентьевская летопись[93]. Это, возможно, было связано с переключением всей энергии Дионисия на борьбу, начавшуюся сразу после смерти митрополита Алексея в феврале 1378 г., за митрополичью

кафедру. В дальнейшем Никоновская летопись пользовалась Троицкой летописью, имевшей с Лаврентьевской общий протограф, в ее Тверской обработке, но не в чистом виде, а с дополнениями из других источников, в частности из Московского свода 1479 г.[94]

В 1376–1377 гг. главной заботой Дмитрия Константиновича стало возможно более быстрое восстановление Нижнего Новгорода, в чем был, пожалуй, не менее заинтересован и Дмитрий Московский. Но это, в свою очередь, никак не устраивало Мамая, готовившегося к большому походу на Русь, а восстановленный Нижний Новгород являлся бы серьезным препятствием на его пути.

Мамай, воспользовавшись отсутствием Дмитрия Константиновича, находившегося в это время в Городце, послал своих татар изгоном на Нижний Новгород. Жители сел и деревень побросали дома и разбежались, а горожане в отсутствие князя тоже растерялись и, оставив город, бежали за Волгу. Князь Дмитрий Константинович, прибыв из Городца, увидел свою столицу под угрозой взятия татарами. Не имея сил для боя, он предложил им выкуп за Нижний. Но татары отказались от выкупа, захватили город и сожгли его. Сгорел и знаменитый храм Спаса Преображенья: «…и дно ее чюдное згоре, и двери, дивно устроенные медию золоченою, згореша». «И оттуда поидоша Татарове воюющи, и собрата полон мног и повоеваша Березовое Поле и уезд весь»[95].

В это же время Мамай послал рать во главе с князем Бегичем против Дмитрия Московского, но тот уже был готов к встрече. Собрав большую силу, он перешел в Рязанскую землю за реку Оку. Бой произошел на реке Воже. Татары были на голову разбиты и в панике бежали, оставив Дмитрию весь свой лагерь и обоз с массой товаров[96].

Глава VII Конец могущества Суздальско-Нижегородского княжества

Разгром Нижнего Новгорода нанес непоправимый материальный ущерб Суздальско-Нижегородскому княжеству и свел до минимума его влияние на другие княжества Северо-Восточной Руси, тогда как блестящая победа Дмитрия Московского поставила его на недосягаемую высоту по сравнению с другими русскими князьями. Отныне он стал именоваться Дмитрием Донским.

Вместе с храмом Спаса Преображения в Нижнем Новгороде сгорел и находившийся при нем скрипторий, поэтому о продолжении ведения летописей в прежних масштабах не могло быть и речи. Да и основатель скриптория и главный редактор Никоновской летописи — епископ Дионисий, поссорившись с Дмитрием Московским из-за кандидатуры на митрополичью кафедру, уехал в 1379 г. в Царьград.

Разгром Нижнего Новгорода исключал возможность сколько-нибудь заметного участия его населения в Куликовской битве, но менее пострадавшие суздальцы, видимо, довольно активно участвовали в битве, так как по данным источников в ней погибло 50 суздальских бояр. По количеству погибших бояр из одиннадцати княжеств, принимавших участие в Куликовской битве, Суздальское занимало третье место после Звенигорода и Рязани[97]. Но этот факт отнюдь не является свидетельством в пользу суздальско-нижегородских князей, а говорит скорее в пользу суздальского боярства, связанного вековыми узами с Владимиром и Москвой. Сами же князья уже с середины XIV в. больше тяготели к Нижнему Новгороду, поэтому они и в это время все силы и средства отдавали восстановлению своей столицы. Активное участие в возрождении престижа Суздальско-Нижегородского княжества принимал и епископ Дионисий. В 1381 г. он прислал из Царьграда две большие иконы Богородицы Одигитрия, одну для Суздальского собора, другую — для восстановленного храма Спаса в Нижнем Новгороде