«Князья, бояре и дети боярские» - [94]
П.Н. Чеченков справедливо отметил, что должность городовых приказчиков, не являясь кормленской по существу, не пользовалась большим «спросом» у нижегородских детей боярских. Позднее занятие этой должности рассматривалось как местническая «потерька» для представителей «честных» фамилий[750].
Невысокий статус городовых приказчиков середины 1550-х гг. иллюстрируется челобитной Невежи Нечаева Лопатина 1556 г., отразившейся в наказе центрального правительства новгородским дьякам. По словам Невежи, «выбрали деи его всею Торопецкою землею в Торопец на городовой приказ, силно». После этого его земельный оклад уменьшился с 12 до 5 вытей, а оставшиеся земли были отобраны и перераспределены между другими помещиками[751]. Упомянутые 5 вытей (обеж) были минимальной нормой поместного обеспечения. Такой же оклад выделялся решеточным приказчикам (пример И.П. Кушника Курцева), а также предоставлялся на «прожиток» бездетным вдовам детей боярских «как пострижетца или ее не станет». Городчики (городовые приказчики) упоминались в одном ряду с решеточными приказчиками в царском наказе 1555 г. о заготовке корма для служилых татар («И вы б ещо послали из городчиков или из приказщиков решоточных, которые в них полутче»). Обе эти категории рассматривались в это время, очевидно, как равнозначные.
Неизвестно, действовала ли указанная норма за пределами Новгородской земли. Среди вопросов к митрополиту Макарию в преддверии Стоглавого собора была поднята в том числе тема поместного обеспечения «городничих», которая, видимо, не получила к этому времени однозначного разрешения[752].
Судя по челобитной Невежи Лопатина, необходимым условием назначения на должность городовых приказчиков была просьба служилого человека («а он деи о том нам не бил челом»). Свои обязанности они выполняли, соответственно, на нерегулярной основе, в зависимости от наличия или отсутствия на местах нужных исполнителей. Это предположение косвенно подтверждается многообразием адресатов – агентов великокняжеских (царских) грамот по текущим вопросам управления: наместники и волостели, городовые приказчики, дворские, посельские, подьячие, сытники и т. д. Обязанности городовых приказчиков периодически, вероятно, могли исполнять другие лица, причастные к местному управлению.
Далеко не всегда городовые приказчики набирались исключительно из числа местных детей боярских. В 1533 г. наряду с Д. Волынским городовым приказчиком в Москве был А. Хозников, один из купцов-сурожан[753]. К посадскому населению принадлежали, видимо, балахнинский городовой приказчик А.Г. Якимов и буйгородский Павлин Федоров, не говоря уже о территориях, где отсутствовало служилое землевладение. Выходцем из земцев был приказчик Корелы Мурза И. Рукульский. Примечательно, но уже упомянутый Рюма Шалимов владел поместьем в Деревской пятине, хотя Порхов, где он выполнял обязанности городового приказчика, относился к Шелонской пятине. Согласно мещерской десятне 1571 г. местный сын боярский Д.В. Вышеславцев был городовым приказчиком в Касимове («в городовых прикащикахъ и у денежного збору и у емчюги»)[754].
В конце 1540-х – начале 1550-х гг. в ряд уездов в помощь к городовым приказчикам были направлены московские присыльщики. Ими, скорее всего, были «москвитины» А. Захеевский в Можайском, К. Топорков в Суздальском и Г. Никитин в Тверском уездах соответственно. В Суздальском и в Тверском уездах они принимали участие в составлении писцового описания в начале 1550-х гг. В Водской пятине присыльщик П. Дмитриев в 1550 г. отписывал земли у помещиков на «царя и великого князя»[755].
Привлечение присыльщиков к делам «городового приказу» свидетельствовало о недостаточной эффективности городовых приказчиков и обозначило необходимость изменений в системе местного управления. Эти изменения были реализованы позднее в ходе земской реформы. Из обязанностей городовых приказчиков был исключен сбор податей, переданных в ведение выборных комиссий, привлекаемых к своим обязанностям на нерегулярной основе. Пример Невежи Лопатина показателен с точки зрения изменившегося отношения центрального правительства к городовым приказчикам, которые из «наиболее надежных ставленников», по определению Н.Е. Носова[756], были сведены на роль исполнителей низшего ранга.
Примечательно, но, видимо, именно эта особенность их положения привела к увеличению их роли в делах, непосредственно затрагивающих местных землевладельцев. В первой половине 1550-х гг. по всей стране были проведены писцовые описания, деятельное участие в которых приняли городовые приказчики (Владимирский, Рузский, Суздальский, Малоярославецкий, Вологодский, Кашинский, Серпуховский уезды)[757]. Серпуховский приказчик В. Ситчин во время этого описания проводил раздачу конфискованных у Высоцкого монастыря земель местным детям боярским.
Меньше сведений сохранилось о деятельности губных старост, получивших распространение в середине XVI в. При создании этого института был использован опыт функционирования городовых приказчиков, хотя организационные основы их деятельности были менее определенными. Еще в губном наказе селам Кирилло-Белозерского монастыря 1549 г. предусматривалась двойственность их положения. Не решенным оставался вопрос об их службе. Будучи выбранными местным населением, они не освобождались от государевой службы: «А которые старосты нашу службу служат, а от службы их отставити немочно, и те бы старосты нашу службу служили, а товарыщи их, которые не служат, с целовалники розбойные дела делали, розбойников имали»
