Княжна Владимирская (Тараканова), или Зацепинские капиталы - [59]

   — Что он теперь делает? — вдруг спросила Екатерина, откидываясь на спинку стула и поправляя отворот обшлага Преображенского мундира, в котором она была.

   — Кто он? Государь? — спросил необдуманно Алексей Орлов.

   — Мой муж, Пётр Фёдорович. За его письмом ко мне и объявлением сената он уже не государь! — заметила Екатерина тихо, но знаменательно.

   — Виноват, ваше величество! — отвечал Орлов, поправляясь. — Я назвал его так машинально, по старой привычке!.. Супруг вашего величества, ках привёз его брат Григорий, сидит в Марли и пьёт с Иваном и Фёдором Барятинскими красное вино. Ведь мы именинники сегодня, государыня, — продолжал Алексей Орлов шутливо, — так, ради именин, нам немножко и покутить не грешно...

   — Пусть кутит, сколько хочет, только бы не скрылся.

   — Будьте покойны, государыня. Марли стерегут Баскаков и Бредихин с выборным десятком преображенцев; да и мои гусары наготове...

   — Так идите же, Алексей, и приводите эти переговоры к концу!

Алексей Орлов всё переминался, молчал и не уходил.

   — А я всё это время рассчитывал, всемилостивейшая повелительница, во сколько дней и сколько войска наш бывший император Пётр Фёдорович может привести из Гольштейна, при помощи своего друга, прусского короля, если в самом деле вы его туда отпустите. По этому расчёту выходит, — вот взгляните, государыня, — что через двадцать дней он может быть у Риги со ста двадцатью пятью тысячами человек отборного русского и прусского войска. Сила порядочная, особенно под начальством таких генералов, как из русских: Румянцев, Чернышёв, Панин, Волконский, а из пруссаков — Кейт, Шверин, да и сам прусский король Фридрих II. Посмотрите, государыня, проверьте, верен ли расчёт?

   — Я не говорю, что я так сейчас его и отпущу в Гольштейн, — отвечала Екатерина, оживляясь от противоречия. — Я говорю только, что этим можно увлечь, можно уговорить... Если императрица Елизавета не признала возможным отпустить за границу принца Иоанна — ребёнка, и его родителей, не имевших почти никаких отношений к иностранным государям, то тем паче нельзя допустить его, царствовавшего шесть месяцев и вошедшего с прусским королём в такое согласие, что их, кажется, водой не разольёшь! Я указываю только путь, чтобы получить отречение, против которого нельзя было бы возражать. А там Гольштейн можно заменить Вологдой, отряд войск для упражнения и забавы — наблюдающими жандармами под начальством верного человека, а предоставляемый в полное распоряжение пенсион — содержанием в строго очерченном порядке... Только послушайте, Алексей, я не хочу, чтобы эти переговоры велись здесь. Его нужно увезти куда-нибудь подальше и так, чтобы было известно немногим, где он находится...

   — А из Вологды, государыня, вы полагаете, далеко до Берлина, особливо через Архангельск, где легко может быть приготовлен корабль...

   — Э, Боже мой, Грегуар, ты вечно споришь. Я ведь так сказала — Вологду. Ну, придумаем другое место, Верхотурье, Томск... Мне теперь нужно только отречение...

Григорий Орлов хотел ещё что-то возразить, но Алексей перебил его:

   — Ну что, брат, тут сказки рассказывать! Увидим вперёд, что будет, тогда и станем думать. Будьте покойны, матушка государыня. Постараемся всё сладить, как вам желательно. И точно, надо, главное, его отсюда увезти, чтобы толков меньше было.

   — Возьмите с собой Теплова! — прибавила Екатерина. — Он знает, как этот акт должен быть написан, и продиктует. Кроме того, он поможет вам его уговаривать. Обещайте ему, что Романовна и все его любимцы могут быть с ним; что он не будет стеснён в средствах. Куда же вы думаете его отвезти?

   — Да куда бы? Всего лучше в Ропшу. Это и близко, и в стороне...

   — Прекрасно! Поезжайте, Алексей, возьмите Теплова.

Я надеюсь, что вы приведёте всё к благополучному окончанию, а моя благодарность...

   — Полноте, государыня, мы будем счастливы жизнь положить за вас.

И Алексей Орлов ушёл. Григорий хотел было продолжать ещё свои замечания, но государыня прикрыла его рот своей рукой.

   — Полно, спорщик, — сказала она, — что вперёд раздумывать? Разумеется, мы теперь в таком положении, что одна минута может всё погубить. Но уж если начали, и начали, по милости Божией, успешно, то к чему вперёд несчастия и неудачи накликать? Распорядись-ка лучше приготовлением к обратному походу. Когда брат твой его увезёт, то всем нам здесь делать будет нечего. Да узнай: освобождён ли Пассек, первая причина, заставившая нас решиться...

Григорию Орлову делать было нечего. Пришлось поцеловать закрывающую его рот милостивую ручку и замолчать. Картина, которая рисуется перед глазами читателя из разговора между государыней и двумя Орловыми, представляет положение императора Петра III в Петергофе, как бы он был в плену. Впрочем, и в действительности он был в плену, только о плене его никто ему не говорил. Напротив, его все уверяли, что вот сейчас государыня будет его просить к себе, что вот они уговорятся и ему будет сделано всякое удовлетворение.

После того как Измайлов привёз от него письмо, в котором он изъявлял готовность отказаться от престола, Екатерина написала ему собственноручно карандашом приглашение приехать для переговоров. С этою запискою, вместе с Измайловым, она послала Григория Орлова.