Княжий отрок - [9]

— И без тебя, княже, обойдутся! Опять под руку князя Василия станут.

Слова отрока вполне отвечали собственным мыслям князя. Не по душе ему была ссора с родным братом и с племянником, не по душе была и жизнь в Новгороде Вольном. Не так легко и просто забрать в руки новгородцев, как он прежде легкомысленно думал, а покоряться им во всем и совсем нет охоты.

Пришли на память князю и дети в татарском полоне, и больно ему стало, что он до сих пор почти ничего не сделал, чтоб разыскать и вызволить их. И потянуло его снова в Тверь родную, подальше от новгородцев, на которых нельзя положиться. Нерешительно, будто боясь своей мысли, князь проговорил тихо:

— Уйдем, Григорий, к себе в Тверь!

Отрок встрепенулся.

— Доброе дело ты надумал, княже! У нас-то дома лучше!

— А как уйти? Ворота заперты, везде стража, костры горят… — будто сам себе говорит тихо князь.

— Не бойся, господин, покажу тебе дорогу, где никто нас не приметит.

— Стыдно, Григорий: что новгородцы обо мне скажут?..

— Что скажут, не знаю, а что сделают, вот это знаю: примут к себе князя Василия! Тут и конец будет всей этой сваре!..

— Как только стемнеет, приготовь коней, Григорий!.. — решительно сказал князь.

— Все будет приготовлено, как ты повелишь!

С души Ярослава спало тяжелое бремя, легко ему стало. Вольный Новгород, борьба с родным братом — все забыто, как будто ничего этого и не бывало. В мыслях своих их князь летел теперь уже в Тверь к покинутым горожанам, в Орду к детям. Новые планы роились в его голове.

Только что ночь спустилась на землю, Ярослав с отроком вышли из княжеских хором, подошли к стене, выходившей на реку Волхов.

— Тут есть малый проход, княже, мало кто про него знает, — сказал Григорий и отодвинул бревенчатый прорез.

На берегу Волхова ожидали их кони, и скоро князь С Григорием были уж на дороге в родную Тверь.

IX

Быстро мчались князь с отроком, а темная ночь заметала их следы.

Ехали молча. В голове Ярослава живо вставали одна за другой картины его годичного княжения в Новгороде. Как ни раскидывал князь умом, а все приходил к одному, что настоящее бегство являлось единственным исходом из всех затруднений.

Борьба новгородских партий, из которых только одна, меньшая, могла его поддерживать, появление брата Александра с войском, увеличить которое последний мог всегда татарами, — все говорило, что нельзя было Ярославу оставаться дольше в Новгороде.

Он слегка остановил разгорячившегося коня и поехал шагом.

— Как ты думаешь, Григорий, скоро нас хватятся?

— Да не раньше как под рассвет, утром: кто же может подумать, княже, что ты покинул Новгород?

Хоть и рад был Ярослав, что покинул Новгород, но ему в эту минуту сделалось больно. Обидное чувство досады, что новгородцы назовут его трусом, словно обожгло его, и князь порывисто дернул повод коня и бешено поскакал вперед.

На востоке порозовело, близок уже рассвет. До Твери еще далеко, добраться до нее беглецы могли только к концу второго дня. Приехали туда ночью. Мирно спал весь город. Возвращения князя никто не мог ожидать.

Мягко застучали подковы о твердо набитую дорогу, ведущую к детинцу. Полусонный часовой, стоявший на вышке, заслышал стук копыт.

«Уж не татары ли?» — мелькнуло у него в мыслях.

Григорий соскочил с коня и стал стучать кольцом у калитки.

— Кого несет ночью-то? — услышал он голос сторожевого. — Мирные люди теперь спят, какие полунощники выискались!

— Вели отворить, князь приехал!

— Какой такой князь? Наш князь-милостивец в Новгороде сидит, а других князей мы не знаем!

— Сказано тебе, отворяй! — нетерпеливо крикнул Ярослав. — Это я, ваш князь, из Новгорода воротился.

— Голос как будто нашего князя, а кто тебя знает, може, злой человек какой?

— Вызови боярина Матуру! — сердито крикнул князь.

— И то, пожалуй, пойду, покличу его, он лучше рассудит.

В чуткой тишине ночи было слышно, как прозвенела сталь прислоненного к стене бердыша и ступеньки крыльца заскрипели под тяжелыми шагами часового.

Спустя немного времени на вышку поднялся Матура.

— Это я, боярин, вели отворить! — снова раздался настойчивый голос князя.

Матура сразу узнал его и засуетился.

Раздули огонь, заскрипела тяжелая калитка, и оба всадника въехали в детинец.

Не хотелось князю рассказывать о причинах своего бегства из Новгорода, но тем не менее оставить без ответа расспрашивающего его боярина было неудобно.

Молча выслушал Матура рассказ князя.

Хитрый боярин понимал, как трудно было князю рассказывать о последствиях его легкомысленных поступков.

— Ну, и слава Богу, что ты от новгородцев воротился, дома-то куда лучше, здесь ты свой, родной, а там ты всем чужой, пришлый на время. Иди-ка, княже, отдохнуть теперь, а завтра все перетолкуем, — заботливо прибавил боярин.

Детинец снова погрузился в сон.

Весть о том, что вернулся князь, еще ранним утром облетела весь город. К детинцу собрался стар и млад, чтобы повидать своего князя.

— Ишь, он, родной, соскучился по нас, — шамкал седой как лунь посадский.

— Надоело, должно быть, с новгородцами-то вожжаться, вот и вернулся, — заметил высокий, статный торговый гость Василий Дудара.

— Тоже, чего не скажешь! — презрительно взглянул на говорившего пожилой сотник. — Стосковалось по нас сердце у него, вот и вернулся.