Княжий остров - [26]

В один перелет он достиг Днепра и высоко парил над разрушенным в боях монастырем и видел, что даже днем звезды дымно летят к земле, к этим развалинам и брегу древней реки… Как зеленые и черные черви, в монастыре копались и клубились враги, что-то разыскивая, обшаривая каждую пядь, разбирая завалы, изучая стены многометровой толщины. Сокол видел особую группу людей, командующих всеми остальными. На их черном одеянии серебрились витые погоны. Прямо в монастырском саду стояли две легковые машины, были развернуты складные столы, на них кушанья и военные карты.

Сокол упал с неба на колокольню и близко зрил все происходящее, слышал воркование голубя в развалинах храма, дышал ладанным духом. Большущий потемневший колокол светился бронзой от меток пуль. Свежий ветер ерошил перья сокола и доносил гортанные слова чужого языка. Немцы хозяйничали в святом месте, их нашествие было варварским и поганым. Сокол знал, что во все времена в первую очередь именно храмы страдали от инородцев, подвергались поруганию и разграблению. Этим враги причиняли самое большое многострадание русской душе, тщетно надеясь погубить ее и распылить единство. Вот и теперь инородцы копались в иконостасе, обдирали позолоту с икон и выковыривали камни из окладов, крушили в алчном азарте.

Сокол спокойно смотрел на суету их и знал, что храм опять будет возрожден еще краше и богаче, как и было многие века на Руси. Он видел с колокольни, как из соснового бора на окраине монастыря колонной вышло русское войско в новеньких зеленых гимнастерках, лучи солнца замерцали на трехгранных штыках винтовок. Войско тайно подбиралось ложбиной к монастырю, обтекало его со всех сторон и ворвалось внутрь, застав врасплох увлекшихся мародеров. Русские почти не стреляли. Яростная и стремительная штыковая атака настигла врагов и истребила всех до единого. Горели черные машины, у опрокинутых столов валялись офицеры в прошитых русскими штыками черных плащах, но особой смерти предали одного из них в гражданской одежде… Богатырского роста солдат догнал его в саду и проткнул осиновым колом. Сокол ведал, что ничем иным этого злодея-ведьмака нельзя было убить… Это был самый главный и страшный из всех врагов, он один знал, что искал… Сокол видел с колокольни его хищно открывшийся рот, клыкастый и поганый, выпученные глаза нехристя, его корявые пальцы-когти, ослабленно царапающие чужую ему землю… И вот из этого рта стремительно выпорхнула какая-то тень, черный клубок, он зигзагами понесся меж крон в поле. Сокол сорвался с колокольни, сложил крылья, падая вниз на большую черную птицу, летящую на запад…

Богатырь, догоняя колонну, услышал свист воздуха, обернулся и увидел, как, сбитая соколиным ударом, падает вниз черная птица, кувыркаясь и теряя перья… А сокол, радостно всклекотав, спирально набрал высоту, понес на крыльях весть Серафиму об избиении поганых…

Когда он опустился на гнездо и накормил подросших птенцов, увидел через отворенную дверь обители сладко спящего старца на нарах, с гуслями Бояна, прижатыми к груди… С закатом солнца ухнула у своего гнезда Матерь- Сва. А рои звезд все летели косо к Днепру…

* * *

Арина привела гостей в трапезную. Длинный дубовый стол был уставлен яствами и напитками в причудливой старинной посуде. Когда они насытились и снуло притихли, она уложила спать их в просторных кельях. Едва затворила дверь, Егор озарил свечой келью и увидел лежанку в углу, покрытую скромным шерстяным одеялом. Он задул свечу и прилег. Утомленное тело просило отдыха, слипались глаза, все события минувшей ночи мигнули в его сознании и пропали.

Он проспал невесть сколько и очнулся во тьме от звука шагов за дверьми, гула множества голосов; доплывало едва слышно мужское церковное пение… Егор встал и осторожно приотворил тяжелую дверь. Мимо его келий нескончаемо шли к храму какие-то люди, тихо переговариваясь и смолкая у входа в церковь. Егор вышел, не боясь, слыша русскую речь.

Все пространство храма было заполнено плотно стоящими людьми. А они все шли и шли со всех концов туннелей, боковых ходов, келий. Сияла люстра под куполом. Егор огляделся и увидел монахов, ведущих службу… В храме были только мужчины, парадно одетые в самые разные наряды: у алтаря плотной стеной стояли золотопогонные и рядовые казаки, за ними мужики с бородами, изысканно одетые гусары и дворяне, простые ремесленники и кузнецы, с прокопченными лицами, какие-то совсем уж древние воины в стальных кольчугах, мелькали бритые головы с осельцами-чубами, солдаты времен Петра и Суворова в париках… Стены зала как бы расширились, и подземный храм вмещал все новые колонны воинов, стекающиеся со всех сторон. Все молились, крестились, всем хватало места, Спас смотрел вниз и видел каждого, и все видели его поднятые персты.

Богатырского роста монах в черном одеянии вел низким голосом молитву, слаженный хор вторил ему, плыл запах ладана и горящих свечей, могучая симфония мужского хора взлетала под купол и опадала вниз всепроникающим добром. Егор стоял и слушал, затаив дыхание; пришли на память молитвы с детства, он словно вернулся в свою станичную церковь на Аргуни, тоже крестился и шептал слова, захваченный общим порывом, великим таинством, необоримой силой слияния душ и помыслов. Это мужское единение, братство воинов, необозримо уходило в века, в дымное прошлое и соединялось с настоящим неразрывной крепью, влекло и давало силы, вдохновляло на подвиг, ради Отечества единого, ради жизни продолжения.