Княжий остров - [25]
Дышалось удивительно легко, и Егор, как опытный горняк-золотодобытчик в прошлом, понял, что тут сделана какая-то особая вентиляция, естественная, без всяких машин. Вскоре они оказались перед кованой железной дверью с бронзовыми кольцами-ручками, отполированными ладонями до блеска. Арина повернула одну из них, и дверь мягко, без скрипа растворилась. Арина пропустила всех троих и легко уложила толстые плахи в пазы запоров — двери стали монолитной охранной стеной.
Перед ними была широкая галерея, облицованная камнем, тщательно подогнанным друг к другу. В небольших нишах стояли подсвечники со свежими свечами, пол тщательно выметен и прибран, кельи в стенах теперь уже сплошь закрыты. Скоро они уперлись еще в одну дверь, изукрашенную медной чеканкой на библейские сюжеты, окруженную причудливой каменной резьбой. Арина впустила их в огромное темное помещение. Свечи не хватало, чтобы озарить высокий свод, к нему возносились колонны, увитые каменной резьбой и фресками, пол вымощен гладкими плитами. Невесомо передвигаясь, Арина зажигала за собой свечи, и с каждым новым трепетным язычком огня все четче проступали предметы в огромном зале, все выше возносились колонны. На стенах явились лики святых на иконах и росписи на потемневшей от времени мозаике. Вспыхнул тусклым червонным золотом алтарь, а в углу рядами виднелись раки с мощами, играли бликами подсвечники и огромная кованая люстра со множеством свечей, опущенная на причудливой цепи от самого потолка, еще недоступного зрению.
Беглецы застыли очарованные. Окаемов истово крестился. Егор поразился удивительному спокойствию и умиротворению на лице Ильи Ивановича, глаза его искрились влагой в отсветах множества пахучих восковых свечей, оплывающих от огня земного…
Тем временем Арина повернула в стене какой-то рычаг, и огромная люстра опустилась до самого пола. Зажигая на ней свечи, она двигалась по солнцу, и, когда все свечи запылали, люстра стала плавно возноситься под купол.
Вспыхнули лучами сотни невидимых зеркал в основании купола, на стенах и колоннах. Свет заполнил все пространство подземного храма, и яркие лучи сошлись в центре свода, освещая огромную фреску Спаса с поднятыми перстами и большой раскрытой книгой. Вокруг фрески весь купол расписан золотисто-зеленым причудливым растительным орнаментом, виноградные лозы переплетались с библейскими пальмами и совсем русскими березами и елями… летали райские и земные птицы, паслись олени и львы, зубры и вепри. Слабый ветерок шевелил огонь свечей.
В этом колыхании, живом и трепетном, все звери и птицы, все растения и горы вокруг образа Спасителя — все казалось живым и реальным, могущественно великим и просторным. Неведомый художник создал это творение навсегда. Взгляд Спасителя был тоже живым и дерзким, он не походил на привычные образы хотя бы тем, что у него была окладистая русская борода, совсем не восточный разрез глаз… Художник создал образ русского Спаса: могучего творца, полного энергии и света, любви и терпения, великого духа. Ни Окаемов, ни Егор никогда не видели подобного орнамента ни в одном храме, ни на одной иконе. Это было слияние древнего поклонения природе и Православия, это было единой религией добра, религией спасения души, таланта Творца мира и таланта народа, из коего и вышел безвестный художник подземной церкви…
Свет люстры заметно стал меркнуть: откуда-то пробился сноп солнечного света, ударил в зеркала, и картина под куполом стала еще живее и радостнее. Теперь колонны походили на стволы могучих сосен с золотистой корой, их кроны подпирали купол, лики икон прояснели, внимательные глаза святых оглядывали пришельцев.
Окаемов понял механику этого чуда. Где-то в монастырских стенах или башнях устроены потайные открытые ниши, ловящие зеркалами поочередно восход солнца и передающие его отражение внутри храма. Работала некая гениальная схема, но не хотелось думать ни о какой механике, а только смотреть, наслаждаться и молиться…
Солнце озаряло Спаса, снопами лилось вниз на мраморные плиты пола, и тут все трое обратили внимание на Арину, смиренно стоящую пред алтарем. Лицо ее казалось необычно красивым, иконным: тонкий нос, огромные глаза, плавные движения руки, осеняющей крестным знамением. Одета во все черное. Они тайком разглядывали ее, удивляясь ее неземному образу, чему-то неуловимо-таинственному и чистому, безгрешному, испускающему свой животворный свет, благость и покой. Уверенность, великое смирение исходили от нее. Эту уверенность и мир они чувствовали без слов. И чем дольше они смотрели на нее и молчали, тем труднее становилось оторвать глаза от ее юного лика и сказать слово…
* * *
Третий день и ночь сокол видел под дубом молящегося Серафима. Старец не ел, не пил, беспрерывной молитвой встречал ликом восход солнца; оно закатывалось и восходило опять, а он истово крестился и громко читал древние слова Небу.
Все три ночи сокол видел с гнезда на Древе удивительной силы звездопад на востоке, где-то в районе Днепра и Смоленска, звезды пчелиными роями опадали на землю из тьмы космоса. Он уже третью ночь не слышал уханье Матери-Свы и догадался, что она была там…
Роман «Становой хребет» о Харбине 20-х годов, о «золотой лихорадке» на Алдане… Приключения в Якутской тайге. О людях сильных духом, о любви и добре…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.