Княжий остров - [22]
Все трое помахали Серафиму руками, а он закивал, закивал сивой головой, подняв над нею руку с благословляющими перстами, как животворный Бог… Егор долго не мог оторвать взгляд от него, жадно впитывая образ его и Княжий остров, куда решил вернуться, едва кончится война и придёт мир…
Словно читая его мысли, заговорил Окаемов:
- Гитлер и Сталин… какие они маленькие по сравнению с вечностью и Серафимом… даже война… мизерна во времени… Помнишь, я тебе говорил, что Александр Македонский, Наполеон, а сейчас и Гитлер стремились в Индию… Они жестоко ошиблись… Я прозрел! Они по воле Зла и неосознанно идут к своей прародине, в Россию- Центр мировой культуры на Руси! В этом меня уже никто не переубедит! Княжий остров, как град Китеж и легендарная Шамбала открываются только посвященным или во имя спасения добра… Бог хранит тебя, Егор… он впустил тебя в книгохранилище на Севере и сюда… Это добрый знак. Великая миссия уготована тебе в жизни… Поверь… Просто так ничего не бывает… Ведь то же самое тебе сказал Серафим? Ведь так?
— Да, но ты откуда знаешь?
— Догадался… Ведь я тоже многому обучен. Поэтому меня и не сумели сразу отправить в Берлин, я убедил, что в концлагере опознаю нужного им человека…
— Мы вернемся сюда, — твердо сказал Быков.
— Не знаю… прорицать не берусь… если будем достойны и не сотворим греха… если нас не шлепнут черные клобуки НКВД… или СС… Никакой Шамбалы в Тибете нет! Тайное хранилище мировых знаний — наше Беловодье. Оно на Руси! Спрятано до поры в таких сакральных центрах, как Княжий остров и твоя библиотека… До поры! Оно открывает Млечный Путь истины… Предстоят великие испытания… Приход Дьявола… Нужно очищать мир… Ты один из небесных воинов, Георгий Быков… Судьба нас свела надолго… Я буду тебе помогать… Мы создадим центр Астральной разведки на основе этих знаний и победим! Мы найдем и расшифруем неизвестные науке веды. Нам предстоит очень много работы… Не может земля, семь лет питавшая Христа, принять антихриста… Не жить антихристу на Русской Земле — в доме Богородицы! Не жить!
Егор с Николаем смотрели на горящие глаза Окаемова, им передался трепет его одержимости. Неведомая сила колыхала, сливала вместе, нечеловеческая и неземная энергия бушевала, извергалась из его уст и глаз. Он был как не в себе, но уверенный, убежденный в чем-то тайном до самоистязания. Он резко обернулся к Егору и уже спокойно укорил:
— А ты спрашиваешь, что такое реды… Выкрав у меня расшифровку только малой толики вед, ученые Гитлера приступили к созданию атомного оружия… По рецептам пятитысячелетней давности… Еще тогда, не сумев справиться с расщепленной энергией, арийцы сотворили много бед… Оружие попало в руки их врагов, и они сожгли два города в Индии… я видел расплавленный кирпич, спекшийся в глыбы… Нынешним бесам хватит одной такой бомбы, чтобы сжечь целый город. В ведах есть все, от приемов рукопашного боя, секретов булата до самолетов, способных летать за пределы Солнечной системы выше скорости света… секреты долголетия… Даже бессмертия. Веды — космический разум…
ГЛАВА IV
Они шли к линии фронта, а она все дальше откатывалась на восток. Шли мимо сгоревших деревень, разрушенных городов, ночью спотыкаясь о мягкие трупы и проваливаясь в разбитые окопы. Они видели на дневках из кустов врага, едва сдерживая себя от искушения вступить с ним в бой, погибнуть или остановить эту разлившуюся по русской земле смерть.
Егор оберегал Окаемова, а Илья Иванович берег его. Селянинов хранил обоих и первым вызывался в разведку, за харчем в редкие жилые дома, норовил идти впереди них, чтобы не напоролись на мины. Николай чуял нутром, что судьба свела его с нужными людьми, жадно слушал на дневках их рассказы, он полюбил даже непростую и непривычную холодность и дистанцию Окаемова, его ученый ум. Николай уверился, что именно такие люди принесут победу.
Шли к линии фронта ночами, обочинами дорог, а когда и напропалую через степи и леса. Окаемов легко ориентировался по звездам, были предельно осторожны. И все же напоролись на засаду…
В предрассветных сумерках оглушительно рявкнул пулемет, и совсем рядом раздался крик: «Хальт!» Пули взвизгнули над головами идущих, опахнули ветерком смерти, на мгновение парализовав их испугом, а потом со всех сторон черной толпой поднялись немцы с автоматами. Егор мгновенно осознал безысходность, сорвал чеку гранаты и тихо скомандовал: «Стой!» Окаемов вдруг выступил вперед и громко, чеканя каждое слово, заговорил по-немецки. Его напористая речь произвела удивительное действо, немцы опустили оружие и даже отступились, а к пленникам вышел офицер с парабеллумом в руке, освещая фонариком Окаемова. Илья грубо кричал на него и что-то требовал. Офицер согласно кивал головой, но попросил документы. Передав фонарь одному из солдат, он протянул левую руку к стоящим.
Правый кулак Егора судорожно сжимал «лимонку» в кармане кожуха. И вдруг он ясно увидел за немцами светлый силуэт в льняном рубище старца Серафима, из тьмы проступило лицо отшельника, и огненный взгляд ободрил и повелел действовать. Старец исчез, тело Быкова напряглось и расслабилось все до кончиков пальцев. Он обрел новое зрение, видел словно со стороны каждого врага в отдельности, предугадывал любое их действие, словно сам стал частью их, вошел в их сознание, это ощущение было настолько сильным и невероятным, что его качнуло и повело…
Роман «Становой хребет» о Харбине 20-х годов, о «золотой лихорадке» на Алдане… Приключения в Якутской тайге. О людях сильных духом, о любви и добре…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.