Пантелей Братонежкич – «конецкий староста» или «сотский» Заднепровского Ильинского конца, вид имел весьма добродушного увальня, этакая душа компании. По словам Перемоги это весёлое состояние боярина было не напускное, балагурил он всегда и везде.
Чуть поодаль от нас сидели всё время переговаривающиеся между собой главные смоленские таможенники – купец Терентий Луготич и боярин Мирослав Олексич Чёрный.
Ещё важными шишками, на которых Перемога обратил моё внимание были купец Иван Ручечник и боярин Якун Домажирич – тоже городские выборные, отправляющие посольскую службу.
На этом знакомство со смоленской аристократией прервалось, язык Перемоги от выпитого стал заплетаться, внимание рассеялось. Как только появились гусляры, и стали услаждать своим "искусством" гостей, главным образом «прославляя» отдельных, именитых представителей, я не выдержал, и по–тихому слинял. С трудом найдя из своих малолетних дворян только «спальника» Корытя, я отправился в его сопровождении в свою прежнюю комнату. Поводырь мне был необходим, так как о местоположении собственной спальни я, по понятным причинам, даже не догадывался.
Опочивальня наследника смоленского престола располагалась на втором этаже. Окна спальни выходили на расписное «гульбище», представляющее из себя нечто вроде балконов, соединённых вместе проходами. То есть выходящий во двор второй ярус северной стороны терема был превращён в сквозную пешеходную дорожку, искусно украшенную резными перилами и решётками. Из моей спальной комнаты можно было выйти на крыльцо и спуститься вниз, во двор, или из крыльца прямо пройти на эти «хоры», чтобы любоваться подворьем и окрестными видами, открывающимися из–за стены, окружающей дворец. По правую руку был виден сам «окольный Старый город» с его крепостной стеной, по левую – прилипшей к нему Пятницкий острог. Пятницкий острог возник на месте Торга, «приклеившись» к западной стороне «Старого города», на территории между Пятницким и Чуриловским ручьями, впадающими в Днепр. Но эти «гульбища» и галереи по замыслу «архитекторов» можно было использовать и в оборонных целях, находясь здесь в относительной безопасности, расстреливать из луков вся и всех.
Сама светлица, предназначенная мне, состояла из двух смежных комнат, причём, что особенно меня порадовало, рядом со стеной второй комнаты проходила дымница (труба) от печи, что была установлена на первом этаже терема. Всё таки март месяц на Руси не самый тёплый, поэтому вместе с Корытем перетащили широкую лавку, что использовалась вместо постели, поближе к жаркой дымнице. Уложив голову на пуховую подушку и укрывшись кошмой я моментально заснул.
По пробуждении я принялся изучать своё новое ПМЖ. За ночь помещения дворца сильно выстудились, и было довольно зябко. В слабом, мерцающем свете зажжённой лучины, облачился в верхнюю одежду при неизменно назойливой помощи своих теней в облике дворян. Посмотрел в окошко и … ничего не увидел. И без того мутная слюда была покрыта белым, непроглядным слоем изморози. Сопровождаемый дворянами, вышел на гульбище – местный аналог балкона. Здесь, прохаживаясь, дежурила пара порядком задубевших на холоде дружинников. При моём появлении они поздоровались, склонив головы.
Подойдя к краю гульбища и облокотившись на парапет, я стал рассматривать окружающий детинец пейзаж. В свете яркой луны и озарившегося восходящем солнцем морозного неба я долго вглядывался в заснеженные крыши княжеского подворья и других виднеющихся за ним построек. Дальше, восточнее, был виден Пятницкий острог, Торг, являющейся по совместительству ещё и главной вечевой площадью города. Рядом с ними вырастали дубовые крепостные стены и башни, за которыми медленно просыпался окольный город. Отсюда были видны только верхние этажи домов, крыши и купола церквей. А с противоположенной стороны Торг подпирали речные причалы, обрамляющие берег блестящего, скованного льдом Днепра. Сам теремной храм, дворец, многие другие жилые и хозяйственные постройки были окружены мощной дубовой оградой с могучими воротами.
Неожиданно появился слегка помятый, но зато охмелённый Перемога. По моей просьбе провёл экскурсию по терему. Первый этаж начинался с сеней – большой горницы. Здесь, на своих постах, стояли дежурившие круглосуточно княжьи гридни. От сеней налево тянулся узкий переход в княжью трапезную. Направо – еще один переход, по обе стороны которого шли двери множества светлиц, в которых сейчас похрапывали утомлённые застольем гридни, в основном из числа командного состава. Рядовые дружинники размещались в стоявшей на особицу Дружинной избе.
На второй ярус терема вела широкая лестница, в конце которой находилась Людная палата. В палате было несколько дверей – справа и слева. Дверь слева вела в светлицы княгини, ныне занятые женской частью терема. Здесь же располагалась и моё место обиталища. Правое крыло помещения, со всеми комнатами, занимал князь и его самые доверенные слуги.
Кроме жилых помещений (многие жилые срубные клети были встроены прямо в крепостную стену, окружающую детинец) имелись различные хозяйственные постройки: кладовые, зерновые ямы, амбары, ледники, погреба, медуши. В них хранились зерно, мясо, мёд, вино, овощи, а в княжьих кузнях хранились и изготовлялись изделия из металла. Плюс к этому, помимо многих десятков людей – от холопов до дружинников, княжий двор отягощала и иная живность – скотницы с коровами, козами, курами и т.п. и конюшни, способные вмещать три сотни коней. По–сути, княжий двор был целым городом в городе.
