Князь Владимир — создатель единой Руси - [41]

Хотя сцена ратификации договора 944 г. в Киеве, с клятвами «поганой руси» на Перуновом холме, а «христианской руси» в церкви Святого Ильи, и дала летописцу повод заметить, что «многие варяги были христиане», однако сам текст договора неоспоримо свидетельствует, что «русин» в ту пору напрямую отождествлялся с «язычником» и именно в этом качестве противополагался греку-христианину («если убьет христианин русина или русин христианина…»). Если этот документ и упоминает русов-христиан, то совсем не по причине их численного большинства и политического первенства, а ввиду существенного отличия их клятвенного ручательства («Мы же, сколько нас крещеных есть, клянемся церковью святого Ильи в соборной церкви, и предлежащем честным крестом, и хартью [грамотой] сею…») от общепринятого среди дружинников Игоря: «А некрещеная русь кладет щиты свои и обнаженные мечи, обручи (шейные гривны) свои и прочее оружье, да клянутся о всем, что написано на харатьи сей…» Заключение мира от имени «всех людей Русской земли», среди которых были христиане и нехристиане, требовало внесения в текст договора обеих клятвенных формул.

Впрочем, ничто не дает нам права выделить дружинников-христиан в особую политическую силу. Из текста договора 944 г. не видно, чтобы у них были какие-то особые политические интересы, идущие вразрез с интересами русов-язычников. Невозможно обнаружить и сколько-нибудь заметного культурно-нравственного превосходства христиан над язычниками, так как те и другие жили одним бытом — «по устроению отню и дедню» и по закону русскому.

Христианство не стояло особняком, «над» или «рядом» с язычеством, а было включено в систему языческого мировоззрения. Многие христианские могилы этого времени хранят следы ритуальных, очистительных костров (как пережиток языческих трупосожжений) и кости животных — остатки погребального пиршества, «стравы». Весьма красноречивой и выразительной находкой является бронзовая печатка с изображением Христа, привешенная на кольцо с языческим амулетом — таранной косточкой бобра (погребение подростка в деревянном гробу из дружинного некрополя под Шестовицами).

Коренные сдвиги в положении христианской общины Киева наметились во время княжения Ольги. Приняв крещение из рук Константинопольского патриарха и василевса Константина Багрянородного, Ольга вернулась в Киев с широкой миссионерской программой. По сведениям Иакова Мниха, новообращенная княгиня «требища бесовские сокрушила и начала жить в Христе Иисусе… всеми добрыми делами осветившись и милостынею украсившись…».

Известие о разрушении языческих капищ заслуживает доверия. Исторический опыт показывает, что христианизация верховной власти в «варварских» обществах неизменно сопровождалась попытками насильственного ниспровержения прежних верований и, как следствие, нарушением гражданского и религиозного мира в стране.

Сокрушение языческих кумирен шло рука об руку с возведением христианских храмов. В Иоакимовской летописи говорится, что Ольга «церковь святой Софии древянную построила, а иконы прислал ей патриарх». День освящения этого храма отмечался Русской Церковью как особый праздник. Пергаменный «Апостол» 1307 г. под 11 мая содержит запись: «В тот же день освящение святой Софии в Киеве в лето 6460 [952 г.]».

Деревянный храм во имя святой Софии в Киеве (на территории одноименного монастыря) простоял до 1017 г., как это засвидетельствовано показанием Титмара Мерзебургского. Описывая встречу князем Святополком (Окаянным) польского короля Болеслава I Храброго 14 августа 1018 г., немецкий хронист отметил, что киевский архиепископ «с мощами святых и прочими различными украшениями с почетом встретил прибывших в соборе святой Софии, который по несчастной случайности сгорел в прошлом году». Никоновская летопись в связи с Ольгой упоминает еще церковь Святой Богородицы, но это известие темно и недостоверно.

День освящения Софийской церкви (11 мая) был выбран Ольгой конечно же не случайно. В нем как в зеркале отразился внутренний смысл деяний обращенной княгини. 11 мая Церковь чтит память равноапостольных Кирилла и Мефодия, и освящение храма в Киеве, по-видимому, должно было символизировать завершение их трудов по созданию независимой славянской Церкви. Кроме того, именно в этот день в 330 г. Константин I Великий посвятил свою новую столицу — Константинополь — Богоматери, что было отмечено в греческом месяцеслове как праздник обновления Царьграда. Таким образом, освящением храма Святой Софии 11 мая Ольга еще и показывала всему свету, что предназначает своему стольному городу роль нового Царьграда, третьего Иерусалима (вторым считался Константинополь, чей Софийский собор был возведен во образ ветхозаветного Соломонова храма). Апокрифическая «Иерусалимская беседа» (XII в., в составе «Голубиной книги») предсказывает такое развитие событий устами самого библейского царя Давида: «Будет на Руси град Иерусалим начальный [главный], и в том граде будет соборная и апостольская церковь Софии Премудрости Божия о семидесяти верхах, сиречь Святая Святых». Сооружение Ольгой храма Святой Софии превращало Киев в «мать городов русских», сиречь Новый Иерусалим, ибо древнерусский христианин не испытывал сомнений в том, что на вопрос: «А который город городам мати?» — имелся лишь один правильный ответ: «Иерусалим город городам мати» («Голубиная книга»).