Князь Владимир и истоки русской церковной традиции. Этюды об эпохе принятия Русью христианства - [15]
или не сохранившиеся послания князьям преподобного Феодосия Печерского[126], либо в церковной среде, как, например, поучения Луки Жидяты[127], послания преподобного Феодосия монахам[128], жития, написанные Нестором Летописцем[129]. Поскольку практика детского (не младенческого) крещения не была известна в Польше, это стало дополнительным аргументом к использованию именно латинской письменности и дало основание не создавать самобытную национальную польскую церковную литературу
Сказанное выше также противоречит выводам как «формалистских» (М. Арранц), так и «гуманистических» (П. Гаврилюк) историков. В отличие от первых, утверждавших, что оглашение как литургическая практика, если судить по сохранившимся Евхологиям, продолжала жить активной жизнью и в последующее время, мы должны констатировать, что на пик расцвета Киевской Руси пришелся момент «смерти» оглашения. В отличие же от вторых, убежденных, что оглашение как практика передачи церковного опыта прекратилась задолго до крещения Руси, мы отмечаем подтверждаемое достаточно широким кругом источников существование полноценного оглашения в Киевской Руси второй половины X и начала XI века. Более того, оно соответствовало по сути древним катехизическим практикам, когда в предоглашении и оглашении готовящемуся к крещению раскрывали содержание Символа веры[130]. Таким образом, влияние церкви на формирование христианского мировоззрения в княжеской среде в первое столетие после крещения св. князя Владимира было вполне ощутимым. Оно должно было проявиться и в политике князей в отношении самой церкви, и в княжеском замысле христианизации населения. И тому и другому служила, помимо прочих княжеских инициатив, церковная десятина.
Глава 6
Происхождение и функция древнерусской церковной десятины
Почти с самого начала своего легального существования церковь в Киевской Руси получила государственное обеспечение в виде выдаваемой ей князем десятины. Суть церковной десятины, учрежденной в 996 году при киевской церкви Богородицы, была следующей: «Въ лето 6504. Володимиръ же видивъ церковь свершену, и вшедъ в ню и помолися Богу, глаголя: „Господи Боже! Призри с небеси и вижь. Посети винограда своего. И сверши, яже насади десница твоя“, люди сия новыя, имже обратиль еси сердца в разумъ, познати тебе, истиньнаго Бога. И призри на церьковь сию, юже создахъ, недостойный рабъ твой, во имя рожыная ти матери и приснодевыя Марья Богородица. И аще помолиться кто въ церкви сей, то услыши молитву его и отпусти вся грехы его молитвы ради пресвятыя Богородица^. И помолившюся ему, и рекъ сице: „Се даю церкви сей святей Богородице от имения своего и от моих град десятую часть“. И положи, написавъ, клятьву вь церкви сей, рекь: „Аще сего посудить кто, да будеть проклятъ“. И вдасть десятину Анастасу Корсунянину. И створи же празникъ великъ в той день бояромъ и старцемь градьскым, и убогимъ раздал имение много»[131]. Учреждение десятины было утверждено специальной грамотой, а отмена ее была запрещена под угрозой проклятия. Богородичный храм и десятина были, очевидно, неразрывно связаны, так как освящение киевской Десятинной церкви приобрело статус церковного праздника, внесенного в богослужебный месяцеслов и даже в Пролог[132]. Только в Десятинной церкви было резонно прославлять крестителя земли Русской, где стоял гроб его, поэтому и пресвитер Иларион, будущий митрополит, говорил свою знаменитую проповедь «о законе и благодати» именно здесь: «Добръ послухъ благоверию твоему, о блажениче, святаа церкви Святыа Богородица Мариа, юже създа на правоверьнеи основе, идеже и мужьственое твое тело ныне лежит, жида трубы архангельскы»[133]. Причины появления и источник заимствования, как и характер церковной десятины, активно дискутировались в науке, однако до сих пор этот социально-экономический феномен изучен еще очень слабо.
Среди основных мнений о происхождении десятины выделяются следующие: 1) десятина имеет византийское происхождение; 2) десятина основывается на ветхозаветных предписаниях и является результатом как христианизации, так и связей с иудаизмом; 3) десятина имеет славянское происхождение и опирается на языческое прошлое; 4) введение десятины было результатом влияния церковных порядков Западной Европы. Необходимо взвесить степень вероятности каждого из высказывавшихся мнений, чтобы определить дальнейшее направление исследования.
Первое мнение чаще высказывалось на заре изучения церковной истории Древней Руси[134]. Оно отражает тенденцию, характерную, к сожалению, для отечественной науки: до детальной проработки вопроса в специальных исследованиях действует общепринятое мнение, поколебать которое очень трудно даже после публикации результатов изысканий в этой области. Так, до сих пор бытует общепринятое мнение о том, что христианство на Русь было принесено из Византии, хотя, голословно признаваемый, при внимательном рассмотрении этот тезис безоговорочно принят быть не может.
Так получилось и с десятиной. Априорно высказанное мнение о заимствовании десятины из Византии, так как «Русская церковь все получила из Византии»
Монография посвящена истории высших учебных заведений Русской Православной Церкви – Санкт-Петербургской, Московской, Киевской и Казанской духовных академий – в один из важных и сложных периодов их развития, во второй половине XIX в. В работе исследованы организационное устройство духовных академий, их отношения с высшей и епархиальной церковной властью; состав, положение и деятельность профессорско-преподавательских и студенческих корпораций; основные направления деятельности духовных академий. Особое внимание уделено анализу учебной и научной деятельности академий, проблем, возникающих в этой деятельности, и попыток их решения.
Предлагаемое издание посвящено богатой и драматичной истории Православных Церквей Юго-Востока Европы в годы Второй мировой войны. Этот период стал не только очень важным, но и наименее исследованным в истории, когда с одной стороны возникали новые неканоничные Православные Церкви (Хорватская, Венгерская), а с другой – некоторые традиционные (Сербская, Элладская) подвергались жестоким преследованиям. При этом ряд Поместных Церквей оказывали не только духовное, но и политическое влияние, существенным образом воздействуя на ситуацию в своих странах (Болгария, Греция и др.)
Книга известного церковного историка Михаила Витальевича Шкаровского посвящена истории Константино польской Православной Церкви в XX веке, главным образом в 1910-е — 1950-е гг. Эти годы стали не только очень важным, но и наименее исследованным периодом в истории Вселенского Патриархата, когда, с одной стороны, само его существование оказалось под угрозой, а с другой — он начал распространять свою юрисдикцию на разные страны, где проживала православная диаспора, порой вступая в острые конфликты с другими Поместными Православными Церквами.
В монографии кандидата богословия священника Владислава Сергеевича Малышева рассматривается церковно-общественная публицистика, касающаяся состояния духовного сословия в период «Великих реформ». В монографии представлены высказывавшиеся в то время различные мнения по ряду важных для духовенства вопросов: быт и нравственность приходского духовенства, состояние монастырей и монашества, начальное и среднее духовное образование, а также проведен анализ церковно-публицистической полемики как исторического источника.
Если вы налаживаете деловые и культурные связи со странами Востока, вам не обойтись без знания истоков культуры мусульман, их ценностных ориентиров, менталитета и правил поведения в самых разных ситуациях. Об этом и многом другом, основываясь на многолетнем дипломатическом опыте, в своей книге вам расскажет Чрезвычайный и Полномочный Посланник, почетный работник Министерства иностранных дел РФ, кандидат исторических наук, доцент кафедры дипломатии МГИМО МИД России Евгений Максимович Богучарский.
Постсекулярность — это не только новая социальная реальность, характеризующаяся возвращением религии в самых причудливых и порой невероятных формах, это еще и кризис общепринятых моделей репрезентации религиозных / секулярных явлений. Постсекулярный поворот — это поворот к осмыслению этих новых форм, это движение в сторону нового языка, новой оптики, способной ухватить возникающую на наших глазах картину, являющуюся как постсекулярной, так и пострелигиозной, если смотреть на нее с точки зрения привычных представлений о религии и секулярном.