Князь Шаховской: Путь русского либерала - [137]

Свобода личности — величайшая ценность человека — являлась самым крупным камнем преткновения в его развитии, если она отделена от целого, центробежна, эгоистична. Умаление претензий «пагубного Я» П. Я. Чаадаев считал важнейшей задачей в духовном совершенствовании людей. «Есть одно средство увидеть истину — удалить себя». П. Я. Чаадаев неоднократно подчеркивал, что необходимо отказаться от роковой экзистенциальной привычки все относить к себе, дабы обрести «рассудок без эгоизма». В каждой душе, отмечал он, живет «смутный инстинкт нравственного блага», без которого люди запутались бы в собственной свободе и который по-разному проявляется у них. Симпатия, любовь, сострадание помогают ему понимать заботы окружающих и деятельно участвовать в их разрешении.

Развивая «смутный инстинкт нравственного блага» до «глубокой мысли» о всеединстве, солидарности, сотворчестве на пути к высшим целям, человек, по мнению Чаадаева, способен подняться на такую высоту, с которой он может осознать себя как нравственное существо, изначально связанное многими невидимыми нитями и очевидными традициями с абсолютным разумом, верховной идеей, Богом, а отнюдь не как существо обособленное и личное. Тогда человек вместо обособленного индивидуалистического сознания смог бы усвоить всеобщее, почувствовать себя невыпадающим звеном «великого духовного целого». Слияние личности с миром он считал путем к освобождению ее от ограничений времени, пространства и конечного числа и в таком слиянии видел цель мирового процесса.

Постижение идеи соборности позволяло Д. И. Шаховскому сделать не только гносеологические, но и социальные, философско-исторические выводы. Достижение единого соборного сознания, слияние «всех существующих на свете нравственных сил в одну мысль, одно чувство», по П. Я. Чаадаеву, должно было привести «к постепенному установлению социальной системы или церкви, которая должна водворить царство истины среди людей». Общество, развивающееся и воспитывающееся в свете христианства, подчиняющее свои интересы соборной идее, имеет силу и жизненность. Соборность являлась залогом от гибели или застоя. «Только христианское общество поистине одушевлено духовными интересами, и именно этим обусловлена способность новых народов к совершенствованию, именно здесь вся тайна их культуры», — соглашался Д. И. Шаховской с П. Я. Чаадаевым.

Христианство П. Я. Чаадаев понимал как социальное христианство. Он стремился «свести небо на землю», как заметил один из исследователей его творчества, утвердить идею совершенного строя именно в исторических пределах. Формулируя свои основные взгляды и выводы в личных письмах А. И. Тургеневу, П. Я. Чаадаев писал: «Начало католицизма есть начало деятельное, начало социальное, прежде всего». Христианство для П. Я. Чаадаева, по мнению Д. И. Шаховского, являлось важным историческим этапом в жизни человечества, в котором он ценил «вовсе не догматическую и не мистическую его сторону, а именно то новое содержание исторического развития, которое внесено в жизнь мира с его появлением». Сущность этого нового заключалась «в подчинении всего личного общему, в признании истины как чего-то стоящего вне всякого субъективного ее восприятия отдельным сознанием или ограниченной совокупностью сознаний, в добровольном подчинении своего понимания, своего чувства и своей воли этой истине».

Деятельное начало в христианстве, выделенное П. Я. Чаадаевым, было понятно и близко Д. И. Шаховскому, активному труженику на общественном поприще, всеми силами и усердием откликавшемуся на различные социальные потребности. Идея соборности ярко перекликается с идеей Братства — основополагающей идеей воззрений самого Д. И. Шаховского.

«Соборное сознание» интересовало Д. И. Шаховского также и тем, что «оно сродни — если не диалектическому материализму, то диалектическому методу». Поэтому «достижения марксистской мысли должны были быть привлечены в сферу нашей работы», — писал он. Русская революция, по его мнению, стала осуществлением самой мысли — соборности, а П. Я. Чаадаев, «так ненавидевший всякие революции, воспринял русскую революцию как положительный факт огромного исторического значения и сказал бы, что он должен взять назад многое из того, что он говорил о русском народе».

Судьба русского народа в судьбах мира — еще один коренной вопрос, который был поставлен П. Я. Чаадаевым и проанализирован Д. И. Шаховским. Характеризуя себя как человека, малосведущего в этих вопросах, Дмитрий Иванович полагал, что П. Я. Чаадаев «очень глубоко проникал в суть дела и что он обладал удивительно сильным и далеко хватающим чувством, или инстинктом, настоящего историка». Дмитрий Иванович показывал, что Чаадаев верно воспринимал и правильно выражал то, что русский народ не усвоил себе сущности западной цивилизации, «не вошел в живое общение с народами человечества как личность со своим собственным лицом». «Мы пока дети, — вслед за П. Я. Чаадаевым повторял Д. И. Шаховской. — Скажу только, что Чаадаев ясно указал, что он считает это отсутствие у нас самосознания явлением временным, хотя и затяжным вследствие затянувшегося у нас детства». Русскому народу предстояло только войти в круг христианских народов с сознанием своего места в истории и литературе. И здесь он выражал надежду, что «может быть, то, чему мы являемся свидетелями, есть начало этого дела».