Князь мира - [11]

Солдат прошел мимо баб, отсчитал третий дом от краю по левой руке, подошел не торопясь, видит: дом так себе, не ахтишная стройка!

Крыт под щетку соломой, на соломе с краю крапива, и в крапиве на тепле весело бабочка вьется, под окнами стоит рябина или черемуха, не поймешь: лист чуть разбила и выставила только ушки, окна скособочились и смотрят в землю, да и вся изба сильно подалась вперед, будто тоже собирается куда-то за хозяином идти, да никак не сдвинется с места.

"Под крышей бобыль, - подумал солдат, присаживаясь на крыльцо, - а повыше ковыль!"

Поглядел солдат на дверку: замок с хитрым отпором, кованой меди, видать, что Михайлова жена куда-то тоже еще с утра устегала.

- Известно дело, - ухмыльнулся солдат, - баба-то видно, что да!

Достал было кисет и начал уж крутить козью ножку, да вспомнил про Михайлу, что тот ни водки, ни табаку за всю жизнь не употреблял, сунул кисет под застреху, сидит - лик постный, ждал-ждал, все глаза проглядел на середку.

- Ишь ты, шленда! Ну да ладно: подарю сапожки - подожмешь ножки!

Только к обеду, когда отзвонили на чертухинской колокольне и последний удар укатился далеко куда-то за наши леса и поляны, через деревни и села, к тому, может, синему морю, на берегу которого стоит бесплатежное царство, -солдат разглядел: идет из-за дворов Михайлова молодуха, будто крадется от людского глаза, хотя кому какая нужда подсматривать, подошла к огороду сзади Михайлова дома, и с ней рядком кто-то вроде ей на ухо шепчет, одной рукой на избу показывает, а другой обхватил посередке и не пускает, но Марья, видно, уже разглядела солдата, отпихнула вздыхателя от себя, и тот споткнулся и повалился в межу, а Марья будто чуть вскрикнула и заспешила, словно куда опоздала.

- А-а-а… Эн оно что, - щелкнул солдат.

Отвернулся, как будто ничего не заметил.

Марья подошла и поклонилась, платочек на голове поправила и грудь подперла рукой, чтобы не так заметно было волненье из-под ряднины.

- Аль уж вернулся, Михайлушка? - Голосок виноватый.

- А ты не ждала небось? - сердито ответил солдат, не повернувшись. -Где это тебя с такой рани нелегкая таскала?

- В церкву, Михайла… к ранней ходила! За тебя помолилась!

- Подумать только, праздник какой: молодой пономарь!

- Да что ты, Михайла, в уме?.. - всполохнулась Марья. - Мало что люди болтают, всех слушать, ушей не хватит. На-ка просвирку!

- Знаем мы эти просвирки - в середине дырки!

Марья ушам не верит: никогда до той поры ее Михайла и голосу не подавал, где была, куда ходила, как и нет его, старик очень тихий, согласный, вся и беда, что не в силе да пахнет от него по ночам как из могилы.

- Думала, ты в лес за грибами пошел… грибов принесешь… потому и печь не топила, а тут как раз зазвонили!

- Ямщик, должно, со звонками проехал! К тому же, дурья твоя голова, если уж врать, так навирай, чтобы угодить в рай: какие в таку пору грибы?

И в самом деле, нескладно это вышло у Марьи, совсем недавно снег только сошел, ну да в обиде у бабы месяц за месяц заходит и все сроки иные.

- Ладно, небось… отпирай избу да становь самовар! Мотри, Марь, у меня: я ведь тихий-тихий, а не гляди, что в тряпочку помалкиваю: я ведь все-е вижу!

- Михайл… побойся-ка бога!

- Чего ж мне его бояться: дело несь говорю!

Марья еле ключом в замок попадает, тычет, а сама утирает глаза, и за слезой ей не видно, что держит ключ кверху дужкой, не протыкая в лазок.

- Напраслина, Михайла… видит бог, напраслина!

- О… о… напраслина!.. А кто же тебя мял сейчас за углом?

Марья выронила ключ и схватилась обеими руками за щеки, смотрит во все глаза на солдата в Михайловом виде, не зная, куда ей кинуться лучше: ругаться или смеяться над стариком, потерявшим всякий разум от подозренья.

- Сам видел: руки вот так и расставил… иди, дескать, к своему старому черту, а я вот не пущу… Хорошо, что столкнула!

- Что-о? - протянула Марья. - Что эта?.. Уж не в писании ли вычитал?..

- Да то… вот что… могла бы где-нибудь подальше от дома! Не срамила бы дом!

- Глаза те, старый слепень, напучило!

- Ничего не напучило - сам видел!

- Да что ты видел-то?.. - заходили Марьины скулы, вот лопнут не то от злости, не то от смеха. - Кого?..

- Пономаря! - расстановисто ответил солдат.

- Пономаря-а? Да он же на Пасхе с колокольни свалился!

- Его самого! Захочет - с того света придет!

- О… о… х-хо-хо-хо!.. - раскатилась Марья, присела и даже руками себя в коленках обхватила. - Старый же ты дурыня, до чего же меня только насмешит: ей-бо, сейчас тресну! Ох-хо-хо-хо-хо! Ой… ей… ой!

Солдат недоуменно поглядел на бабу и подумал:

"Баба-то - да! Проведет и выведет!"

- Ой же и дури в тебе накачано, Махайла! А все, должно, от писанья! Лучше бы гряды копал!..

- Скажешь тоже: и видел, да не видал! Знаем вашу повадку! Шалишь!

- Да не говорю, что не видал… только что ты вида-ал?.. - Марья опять зашлась дробным смешком, закашлялась и схватилась за грудь.

- Пономаря! - отвернулся солдат.

- Держите меня, сейчас упаду: это же чучело! Какой там еще пономарь?

- Чучело? - удивился солдат.

- А то нет?.. Пономарь?.. Сам же ведь прошлой осенью ставил!

Солдат почесал недоверчиво в затылке и хмельно улыбнулся: