Князь лавин - [62]

Несясь на растерянных, суетящихся всадников и видя краем глаза, как из ворот Шамдо вытекает темная волна, Илуге испытывал жгучее наслаждение. Он мышцами чувствовал и нетерпение Аргола: великолепный конь почти стлался по земле, и его еще приходилось сдерживать, чтобы не вырваться вперед слишком далеко. Они опередили куаньлинов почти на три полета стрелы, когда растерявшиеся в полутьме стражники попытались свернуть возы в кольцо и устроить линию обороны. Это было отчаянной попыткой обреченных: воины Илуге налетали и отскакивали, как волчья стая, охотящаяся на оленя. И отходили, оставляя усыпанную трупами землю. Сзади, позабыв о всякой осторожности, мчались куаньлины из Шамдо. Так! Илуге налетел на рослого воина в шлеме с высоким плюмажем, – видимо, начальника стражников, охраняющих обоз, который отбил несколько его выпадов довольно умело. Но конь куаньлина не шел ни в какое сравнение с охваченным боевым азартом Арголом, который вцепился жеребцу стражника в шею, отчего тот от неожиданности и боли встал на дыбы. Илуге ударил сверху, почувствовал, как хрустнула разрубленная ключица… Всадник ослабил поводья и в следующее мгновение вылетел из седла. Илуге увернулся, отбив выпад какого-то страшно закричавшего юнца. Только когда меч по рукоять вошел в его грудь, Илуге вдруг уловил некоторое сходство: должно быть, сын…

Куаньлины, беспорядочно растянувшись, мчались на них. Эти, в отличие от стражников, наверняка были воинами поопытней. Илуге коротко свистнул, подавая условный знак, и из того же леска показались свежие силы. Все было рассчитано верно: на этот раз разозленные куаньлины выслали полторы тысячи воинов. Против них Илуге поднял две. Закипела схватка.

Он знал, что рискует: если командующий решится в едином порыве бросить против него весь гарнизон, то, скорее всего, им придется отойти. Илуге рассчитывал, что командующий, увидев, что силы их увеличиваются, и не зная им предела, будет высылать отряды с осторожностью, опасаясь оставлять город без защиты. В конце концов, если он выслал десять тысяч против предполагаемых пятидесяти, – значит, и сейчас побоится!

Так оно и произошло. Шамдо выслал еще тысячу воинов, и степняки ответили тем же. Бой на равнине вышел беспорядочным, а это было несвойственно куаньлинам, привыкшим держать стройные ряды и слушаться команд командиров. А степняки плясали на месте, не вступая в ближний бой, и осыпая куаньлинов стрелами, – теперь можно было не беречь каждую для верного выстрела! Ах, молодцы!

Илуге затопило восторгом, когда он увидел, что его тактика оправдывается: каждый мальчик в степях уже в год умеет держать лук, а в три начинает учиться стрелять. Ему самому такого обучения не выпало, и потому Илуге до сих пор стрелял плохо, хотя и старался втайне тренироваться, но, – увы! – где ему было равняться с настоящими сынами ветра! Почти все их стрелы, посланные с налета, поражали цели даже на расстоянии пятидесяти шагов. Со своей стороны, куаньлины тоже пытались стрелять, но попасть в такую подвижную мишень в рассеянном бою достаточно сложно, тем более что с гор дул довольно резкий ветер.

Остальное довершали мечи. Схватка вышла жестокой: и те, и другие стремились победить во что бы то ни стало, и каждый выкладывался до конца. Иные, даже попав под копыта лошадей, норовили покалечить ноги коня противника, пусть даже ценой собственной жизни. Вокруг стоял оглушительный яростный вой.

Илуге с самого начала приказал одному из лучших стрелков джунгарского отряда, – Азгану, держаться вблизи и теперь подозвал его. Азган получил небольшую резанную рану, но все же кивнул, поняв, что от него хочет Илуге. Илуге вместе с десятью воинами окружили Азгана плотным кольцом, не давая достать его мечами и отбивая редкие стрелы. Тем временем воин остановил коня. Неторопливо прищурился, ловя пальцами ветер, – спокойно, словно вокруг для него ничего не существовало. Достал белую джунгарскую разрезную стрелу, – поди ведь, сам вытачивал древки, наконечник же, Илуге знал это, – ковал ему сам Ягут, других Азган не признавал, и платил всегда за то, чтобы получить самое лучшее. Натянул лук почти вертикально вверх. Некоторые куаньлины, увидев странное действо, даже замедляли удары, не понимая странного маневра. Наконец, до уха натянув тетиву огромного, (Илуге знал, что его с трудом сгибают двое взрослых мужчин), любовно выстланного сухожилиями марала лука, Азган выпустил свою стрелу.

Первый тысяцкий куаньлинов, которых издалека было заметно по шлемам с нащечниками и красным султанам на шлемах, упал с коня, будто подрубленный: упавшая почти отвесно стрела вошла ему между пластин панциря, в то место, где они крепятся кожаными ремешками. Каждого из тысяцких окружали по двадцать воинов личной охраны, потому бой вокруг них кипел особенно жестоко. Теперь они обреченно взвыли, ошалело глядя друг на друга, и в слепой ярости кинулись вперед.

Азган достал вторую стрелу. Поняв, откуда прилетела первая, куаньлины плотнее сомкнули ряды. Илуге и его воинам приходилось туго: удары сыпались со всех сторон, и каждому приходилось одновременно биться с тремя-четырьмя воинами. Однако и степняки, заметив, что враг окружил угэрчи, тоже, в свою очередь, врубились в схватку, образовав ядро битвы, исходящее кровью, воплями раненых и визгом умирающих лошадей.