Князь Евгений Николаевич Трубецкой – философ, богослов, христианин - [17]
Однако, невозможность доказать бытие Божие в пределах рациональной гносеологии, точно так же как и непреодолимая грань, разделяющая категории Абсолютного и Божественного в рамках философских взглядов Е. Н. Трубецкого, еще не означает для мыслителя принципиальную неосуществимость обоснования истин церковной традиции средствами религиозной и, в то же время, последовательно рациональной философии. Поэтому четко определив мировоззренческие пределы гносеологии в связи с разработкой в ней проблем религиозного сознания, всесторонне обосновав в своих гносеологических воззрениях категорию Абсолютного как предельное понятие рациональной теории познания по отношению к религиозному откровению, Е. Н. Трубецкой следующим образом обрисовывает перспективу философского осмысления церковной традиции в собственном религиозно-философском мировоззрении. «Дальше признания формальной возможности откровения как такового и выяснения… формальных его условий, – пишет Е. Н. Трубецкой, – теория познания как таковая идти не может. Вопрос о том, обладает или не обладает человек эмпирией Абсолютного, явлено или не явлено Всеединое человечеству на самом деле, есть уже конкретный вопрос, который может быть поставлен и разрешен лишь в контексте метафизики Абсолютного в ее целом. В конце концов это вопрос… – есть или нет между человеком и Абсолютным жизненное соприкосновение, жизненное отношение, – притом отношение интимное, внутреннее; ибо сознание Абсолютного о самом себе может открыться человеку лишь в том случае, если Абсолютное или Всеединое станет для него жизнью, если человеческое сочетается с Абсолютным в одно неразрывное, органическое целое»[88].
Религиозно-философская критика гносеологического иррационализма в творчестве Е. Н. Трубецкого
Значительное место в теории познания Е. Н. Трубецкого занимает полемика со взглядами ряда выдающихся представителей русской религиозной философии, гносеологические воззрения которых во многом исходили из глубоко чуждой Е. Н. Трубецкому предпосылки о непримиримой методологической противоположности и неустранимой концептуальной несовместимости рациональной философии и религиозного мировоззрения. Будучи, как мы только что пытались показать, мыслителем, в высшей степени трезво оценивающим ограниченные возможности рационального познания в сфере религиозной жизни, Е. Н. Трубецкой, в то же время, стремится избегнуть распространившихся в его время среди русских религиозных мыслителей философски не обоснованных и религиозно поверхностных выводов об исключительно иррациональной природе христианского откровения, и о мировоззренческом антиномизме церковной традиции. Поэтому рассмотрение полемики Е. Н. Трубецкого с выразителями подобных взглядов, прежде всего со священником Павлом Флоренским, будущим протоиереем Сергием Булгаковым и Н.А.Бердяевым, не только позволяет яснее представить некоторые существенные моменты гносеологии Е. Н. Трубецкого, но и способствует лучшему осознанию весьма оригинального вклада данного мыслителя в русскую религиозную философию ХХ века.
Обозначив тенденцию гносеологического иррационализма в русской религиозной философии термином «мистический алогизм», Е. Н. Трубецкой стремится прежде всего обнаружить в творчестве подчеркивающих свою мировоззренческую оригинальность – или апеллирующих к философским авторитетам древности – представителей этой тенденции наиболее соответствующие ее методологической направленности философские истоки. «Тут мы сталкиваемся, – пишет Е. Н. Трубецкой, – с одним из самых парадоксальных явлений современной русской философской мысли. Весь русский мистический алогизм проникнут ненавистью к Канту: все его усилия направлены к тому, чтобы сбросить с себя иго этого мыслителя. А между тем, в каждом доводе сторонников этого направления чувствуется именно непобежденное влияние этого философа, неосознанное, но тем более упорное кантианство»[89].
КонстатацияЕ. Н. Трубецким столь, на первый взгляд, действительно парадоксальной черты философии представителей «мистического алогизма» – отмеченной впоследствии и протоиереем Георгием Флоровским, указывавшим на «влияние кантовского трансцендентализма в самой постановке религиозно-философской проблемы в «Свете Невечернем» о. Сергия Булгакова, и подчеркивавшим «кантианский характер скепсиса» и «антиномизма» в книге священника Павла Флоренского «Столп и утверждение истины»[90] – не только позволяет философу вскрыть своеобразную мировоззренческую специфику «мистического алогизма», но и обнаружить его религиозно-философскую ущербность.
Действительно, широкое распространение и глубокое как философское, так и мировоззренческое влияние кантианского гносеологизма в европейской духовной культуре на рубеже ХIХ – ХХ веков представляет собой выразительное проявление ее общей секулярной, а значит, одновременно и философски ущербной направленности. В этом отношении осуществлявшаяся представителями «мистического алогизма» с позиций религиозной философии справедливая критика кантианства как духовно ложного типа философского мировоззрения признается Е. Н. Трубецким актуальной для своего времени, и совершенно естественной для самих религиозных философов, стремившихся в своем творчестве возродить в европейской философии христианскую традицию. Однако подлинное преодоление кантианского гносеологизма связывается Е. Н. Трубецким, прежде всего, со способностью того или иного философа органично преодолеть в своем собственном творчестве методологические установки гносеологизированной кантианской философии. По мнению философа, подобные установки не только препятствуют разработке онтологической проблематики, столь необходимой в любой ориентированной на церковную традицию философии, но и утверждают чуждый христианской философии отвлеченный антропоцентризм как основополагающую мировоззренческую предпосылку философского творчества. Подобного органичного преодоления антропоцентричной кантианской методологии Е. Н. Трубецкой как раз и не находит в творчестве уже упоминавшихся выше философов, в то время как распространенная в европейской послекантовской философии пронизанная психологизмом и иррационализмом мировоззренческая проблематика обнаруживается в произведениях этих философов с достаточной определенностью.
