Князь Диодор - [60]

И на этом все как-то быстро завершилось, окончился день.

Уже в спальне, привычно размышляя о том, как же рано эти западники встают, и как немного, в общем-то спять, князь услышал, что вошел Стырь. В своей ночной рубахе, в накинутой на плечи руквацкой шубейке, он прошел к окну и уселся на стул, привычно опершись на подоконник.

— Ворота и окна проверил. Лошади тоже в порядке, — сказал он. — Батюшка пошел в молельню, на него здорово подействовало, что тут скоро людей обирать разными поборами станут.

— Может, не станут, если мы деньги найдем, — отозвался князь.

— Ты, князюшка, не думай, я не в том сомневаюсь, что ты чего не исполнишь. Я вот полагаю, что они, феризы эти, все одно поборы устроят, никто из них не упустит такой возможности заграбастать чего лишнего. Не такие они люди-то, чтобы… — Он тяжко замолк.

— Что-то ты сердобольным стал. Прежде за тобой такого не водилось.

— Так хоть и чужие, но все же люди. — Вдруг Стырь слегка воодушевился. — Конечно, живут, как барчуки, это правда, но и то… видно, что из последних сил работают. Чтобы так-то жить, — добавил он, если князь его в чем-либо не понял. — А бедноты у них все одно хватает… И еще знаешь что, князюшка мой, я заметил, что бань у них нет. Моются редко, я хоть и привык к армии, да к лошадям, но и то меня иной раз пробирает от их запахов.

— Служанку что ли облапил? — спросил князь Диодор сонно.

— Нет, служанки у них чистые, — признался сразу во всем Стырь, — все же при господах, и банька у нас в отеле имеется, правда пара настоящего, разогретого не добьешься от этой-то печки, но все же… Нет, тут еще ничего, а вот на рынке… У нас бы таких чумичек, что тут торгуют, и с улицы бы погнали за нерадивость, а тут — хоть бы хны, никто и не замечает.

— У них леса мало, топить нечем, дрова дороги, вот и экономят, — сказал князь.

Потом Стырь еще что-то говорил, но князь уже спал. А когда проснулся, опять не по-феризским часам, а гораздо позже, завтрак уже был готов. И дождь кончился, хотя какая-то морось оставалась в воздухе. Мейстерина, сухо поджимая тонкие и бледные с утра губы, доложила:

— Шевалье д'Ош и восточный человек с твоим слугой, принц, ушли поболе часа тому. Выходили, когда на колокольне святой Анны отзвонили девять ударов. — И сразу же, без перехода: — Тебе подогреть то, что вчера из посольства доставили, или имперскую кашу с гренками подать?

Каша оказалась вкусной, тем более, что кухарка в нее порезала мелкими кусочками недоеденную вчера ветчину из дичины, и получилось отлично, как князь и любил, лишь чуток жирно. Гренки тоже оказались неплохими, хотя и были сделаны из подсохшего хлеба. Зато их пропитали нежнейшим оливковым маслицем с топлеными сливками. И чай наконец-то кухарке удался, не этот кофе, от которого у князя иногда поджимался желудок.

А потом все снова закрутилось. Не успел Диодор после завтрака решить, не отправиться ли ему на задний двор, чтобы пострелять из пистолетов и немного, для практики, помахать саблей, хотя после еды это было и не с руки, но тут, на западе завтраки такими были, что очень уж отяжелевшим себя князь не чувствовал… А еще можно было найти Густибуса и выяснить, до чего он сумел докопаться. В общем, не успел князь ни на что решиться, как прибыли Дерпен со Стырем. Атенома с ними не было, оно и понятно, куртье определенно отправился в посольство, докладывать, что и как тут, в отеле происходит.

— Куртье позже подойдет, — сказал Дерпен вместо приветствия, входя в библиотеку, отряхивая капли с волос.

— А как все прошло в канцелярии виконта Оприса? — спросил князь, взвешивая в руке небольшую, до странного легкую книжицу, забранную в дешевенький картон.

Из книжки торчали разного цвета листочки, и формата они были разнообразного, не все помещались под обложкой, некоторые были сложены, чтобы под обложкой все же поместиться. Видно, тут были записки Морштока, которые он делал не для начальства, а для себя, по ходу работы, чтобы чего-то не забыть.

— Да быстро все получилось, — отозвался Дерпен. А потом посмотрел на князя чуть подозрительно. — Ты не хочешь пистолеты свои опробовать? Если позволишь, князь, я и твои возьму, займусь ими на заднем дворике.

Князь рассеянно кивнул, и восточник, зычно кликнув Стыря, ушел, довольный, словно мальчишка, которому позволили наряжать рождественскую елку.

Усевшись в библиотеке наискосок от Густибуса, который по-прежнему торчал за конторкой со стопой толстенных книг, которые и читал-то маг с выражением едва ли не страдальческим, князь Диодор попробовал еще раз оценить книжку Морштока. Она была легкой, она была небрежно сшитой и совсем не обещала сколько-то разумное объяснение того, над чем князь в последние дни размышлял. Но для князя пока только в ней и заключались хотя бы какие-то разгадки, поэтому он принялся за дело.

Почерк Апеля род Морштока Менгского был торопливым, небрежным, с сильным наклоном, где-то князь Диодор слышал, что такой бывает у людей, которым не дается красивое, «уставное» письмо, как это называлось на Миркве. Читать его было нелегко, но возможно, и только тогда князь сообразил, чего он опасался — что бывший главный следователь Парса использует какой-нибудь шифр, который бы еще предстояло разгадывать. Но, с другой стороны, эти же записки должен был читать и Оприс, а значит, тому, что все заметки были сделаны без затей, не следовало удивляться.