— А те что в клетках? — спросил Сильвестр, удивляясь, как продуманно в этой деревне мирное существование оборотней, в остальном мире считающихся чудовищами.
— Побьются в прутья решетки пока не устанут, а утром будут обессиленными и зверски голодными, но зато без крови на устах.
Сильвестр понимающе хмыкнул и они с Вульфриком вернулись в дом. Настало время князю Талара перейти к главной цели своего визита, но став свидетелем того, сколько спокойна и размеренна стала жизнь оборотня, он засомневался, стоит ли своей просьбой отрывать от нее Вульфрика и возвращать его из повседневностей быта в гущу событий и пламень войны.
— Друг мой, — все же начал он, — я искал тебя с вполне определенной целью: призвать на войну против императора. Однако, видя в каком достойном мире ты живешь, засомневался. Я бы все отдал за то, чтобы иметь то, что имеешь сейчас ты и жить так, как ты здесь живешь. Поэтому я не стану, как намеревался, просить тебя и твою стаю присоединиться ко мне, а всего лишь напомню, что где-то там, далеко, готовится война, каких тысячи лет никто не видывал. То война Мидгарда, и я искренне надеюсь что Раскол она не затронет, однако и быть полностью в этом уверенным я не могу. Подумай об этом! Если захочешь убедиться в том, что этой деревне — единственному островку покоя и мира для оборотней, — ничего не угрожает, или, если это не так, то защитить его, просто найди меня. Завтра я отправлюсь на Дикие земли, ближайшие месяцы проведу в скитаниях по свободным еще королевствам Мидгарда, затем через горы Ургуро и Таларские земли пойду на помощь рибхукшанам Селенвуда, чем и начну открытое противостояние Себастьяну.
Вульфрик не ответил. Вообще, после этих слов ни он, ни Сильвестр больше не возвращались к разговору о предстоящей Мидгарду войне, но князь Талара догадывался, что после его ухода, оборотень будет думать только о ней и об угрозе, которую она из себя представляет миру. Ему было немного совестно за это, и все же… так было нужно.
Остаток ночи Сильвестр провел в деревне оборотней, а на утро отправился в дальнейший путь.
***
Тем временем в Мидгарде, на мысе Курган Тифуса, названном так в честь некогда погребенного там титана, император Себастьян Таларский принимал двух ближайших своих сторонников: Бенедикта Тита, вернувшегося после длительного отсутствия с Раскола, чтобы сообщить об отказе магов и некромантов присоединиться к империи; и Хейнрика Эвана, до сих пор выполнявшего приказ императора, данный ему долгих пять лет назад.
— Говори, Хейнрик, — распорядился Себастьян, стоя над пространной ямой с исполинскими костями погибшего тысячи лет назад титана. Раскопки давно были завершены и сейчас император сосредоточивал на останках титана мощь осколка порядка, отматывая для них время, дабы вернуть Тифуса к жизни, но пока единственным результатом было то, что кости, окаменевшие за годы проведенные под землей, стали немного светлее и мягче.
— Кажется, я наконец наткнулся на разгадку тайны той силы, что преодолела мощь «Воли Кроноса», повелитель, — сказал бледный генерал, выступая на шаг ближе к императору.
Себастьян оторвался от своего занятия и, повернувшись к Хенрику, полностью сосредоточил на нем все свое внимание, показывая тем самым, что данный вопрос для него пожалуй даже важнее, чем воскрешение титана.
— Продолжай!
Хейнрик поклонился.
— Я не единожды повторил путь Сильвестра по семи королевствам Мидгарда, посетил Сандаан, отыскал возницу дилижанса, на котором ваш брат пять лет назад прибыл в Талар, а оказалось, что когда я потерял его из виду в горах Ургуро, Сильвестр был похищен орденом хранителей Храма бога-человека, дабы провести над ним ритуал экзорцизма.
— Одержимость? Демон!? — на мгновение задумался Себастьян. — Нет, не может быть. Ни одно существо из нашего мира не способно совладать с мощью осколка порядка.
— Так и есть, повелитель, — подтвердил Хейнрик. — Ритуал не удался. По словам храмовников, (а так как вы дозволили мне применять пытки, их словам можно верить) Сильвестр одержим сущностью неведомой нашему миру. Все чего им удалось добиться могущественным обрядом, обычно легко вырывающим скверну из одержимых, слово «Фауст».
— Фауст? — вмешался в разговор Бенедикт Тит. — Это имя одного из учеников академии магов Раскола. Того самого, что недавно бежал из Гильдии, будучи уличенным в некромантии. Вы могли слышать о нем: весть о его успехе в опыте с воскрешением просочилась уже далеко за пределы Раскола. Но чего за пределами Раскола еще не знают, так это то, что после бегства Фауста маги провели ревизию артефактов, оставшихся от древних некромантов, и недосчитались свитка с заклинанием «Голиаф», которое никогда не было применено, но в теории способно поднять титана.
Император перевел взгляд на Бенедикта.
— Ты хочешь сказать, — стараясь сохранять спокойствие и потому четко проговаривая каждое слово, начал он, — что мой брат некоторое, впрочем довольно продолжительное, время находился у тебя прямо под носом и ты не распознал его? А теперь заявляешь, что у него есть то, ради чего собственно затевались наши переговоры с Гильдией и Некрополем и благодаря чему мой враг может заполучить в союзники титана раньше, чем тоже самое сделаю я?!
