Князь Барбашев-2 - [82]

Услышанное настолько поразило Андрея, что он так до конца и не поверил своему родственнику, хотя и причин ТАК разыгрывать его тоже не видел. Но спустя седьмицу после того разговора его таки вызвали в Кремль, где в присутствии большого числа царедворцев и гостей, умудрившихся попасть на государев приём, ему был официально жалован чин стряпчего, с окладом в целых сорок рублей в год. Тут Андрею стоило больших трудов, чтобы в столь торжественной обстановке не заржать в голос. Нет, так-то жалование и впрямь было «на уровне», ведь куда менее знатные стряпчие получали в год от пяти до двадцати рублей. Вот получи он его тогда, в первые годы своего появления в этом мире, это было бы весьма достойным содержанием. Пример тому — Сашка Шуморовский, в вотчине которого уже несколько лет велись опыты с выводом улучшенной породы овец. Со всех своих куцых вотчин он едва-едва набирал полсотни рублей, так что для него это стало бы весьма весомой прибавкой. Но не ему и не сейчас, когда только на соли он получает тысячи. Так что, слава богу, что хватило сил удержать смех в зародыше.

Ну а после всех пожалований, ему, наконец, довели и государеву волю, услыхав которую, он мысленно поблагодарил Немого, потом как назло всем своим недоброжелателям сумел остаться невозмутимым. А обалдеть было от чего. Государь возжелал восстановить статус-кво над территорией каянских земель, которые ныне лишь юридически считались русскими. То есть, выражаясь языком более поздних времён, он хотел, чтобы князь Андрей, ни много ни мало, а просто провёл частную наступательную операцию на удалённом ТВД при, мягко говоря, нехило так урезанном обеспечении в силах и средствах. И это при условии, что о финские замки не раз обламывали зубы как новгородские, так и московские полки. С другой стороны он же сам просил вернуть те земли под государеву руку; и напрямую просил, и через фаворитов, так что изображать теперь из себя птицу страус было уже поздно. Потому что раньше стоило вспомнить, что инициатива наказуема не только в будущем. Но и это было ещё не всё! Главной вишенкой на торте было объявление об учреждении на тех землях нового наместничества со столицей в Овле-городке и назначением князя Барбашева его первым наместником с вручением прямо тут, во дворце при куче свидетелей, всех верительных и жалованных грамот.

В общем, Василий Иванович поступил по принципу: коль сумеешь взять — будешь наместником, а коли нет, то не будешь, зато станешь на ближайшие годы мишенью для насмешек у большинства царедворцев, и тут уже никакое родство не спасёт. И все планы про флот пойдут псу под хвост. А увидав злорадно ухмыляющееся лицо Ваньки Сабурова, Андрей внезапно осознал, что данное поручение было ловушкой, рассчитанной именно против него. Него, как врага Сабуровых и, возможно, великой княгини, и как родственника Шуйских, в большом количестве в последнее время представленных в Думе, и как восходящего любимца государя. И эта ловушка, по мнению его врагов, только что с грохотом захлопнулась. А как же дядя? Неужели он не понимал? Да нет, понимал и даже попытался подготовить, не дав всем недоброжелателям насладиться растерянностью на лице племяша. Что же, это был настоящий вызов системы, да такой, что даже самому Андрею стало интересно: а потянет ли он подобное дело? Потому как ставки в игре резко возросли…

* * *

Но прежде чем полностью погрузиться в поставленную задачу, ему нужно было закончить оставшиеся дела и перераспределить круг задач перед управленцами, к счастью ещё не успевшими разъехаться по местам. Ведь большая часть ранее спланированных мероприятий летела теперь ко всем чертям, и приходилось оперативно реагировать на изменившуюся обстановку.

* * *

Но для начала он «заглянул на огонёк» в дом писателя и дипломата Карпова. Известный западник, по иронии судьбы занимавшийся восточной политикой, он лишь ненадолго оставил своего подопечного — молодого и амбициозного Шах-Али — на попечении младшего Поджогина и спешно прибыл в Москву по вызову самого великого князя. Но этого ненадолго вполне хватило, что бы Андрей успел перехватить его для разговора.

Впрочем, Фёдор и сам был по-настоящему рад поболтать с гостем, в котором с юных лет открылся недюжий талант литератора и чьей книгой, уже отпечатанной довольно-таки большим тиражом, ныне зачитывались практически все любители русской книжной словесности. Даже сам Андрей был поражён тем, как этот, отнюдь не лучший плагиат с Лихоталь, ворвался в русскую литературу, вызвав у своих читателей бурю эмоций и обсуждений. Да, книга во многом ломала устоявшиеся шаблоны: от стиля повествования до преподношения взгляда автора на прошедшие события, и не укладывалась ни в одни из принятых ныне литературных шаблонов. В ней лихие приключения былинных богатырей довольно органично прерывались историческими экскурсами или нравоучительными вставками, стараясь не только не мешать общему восприятию сюжета, а подчас даже обогащая его. А ещё она, пусть и не специально и лишь частично, но удовлетворила только-только появившийся в обществе запрос на собственную историю, что вызывало к ней лишь ещё больший интерес. И потому Андрею становилось даже как-то стыдно: ведь все в округе считали его гением, а он всего лишь взял, да и опубликовал сильно отредактированный, причём не всегда в лучшую сторону, чужой труд.