Князь Александр Сергеевич Меншиков. 1853–1869 - [41]

Когда совершенно смерклось, я уселся за самовар, поставленный на обломке ящика. На мой огонек подошли товарищи и присоседились к моему чайнику. Речь шла о том, как бы отклонить участие Великих Князей в предстоящем деле. В это самое время кто-то перешагнул через мое левое плечо и раздались слова:

— И не думай! Мы непременно поедем в дело.

Я приподнялся, узнав голос Великого Князя Николая Николаевича. Усадив меня, Его Высочество сам сел возле, сказав мне:

— Ну, угощай и меня. Готовь нам, брат, лошадей, — продолжал Великий Князь, — и вовремя разбуди, чтобы нам быть готовыми раньше главнокомандующего.

Я отнекивался, представляя Его Высочеству, что для участия их в деле ничего не приготовлено. Я присовокупил, что к первому следующему сражению всё будет устроено как следует; теперь же исполнить желание Их Высочеств тем затруднительнее, что при главной квартире нет лошадей не только для свиты Их Высочеств, но даже для них самих.

Его Высочество, встав, взял меня за руку и сказал:

— Веди нас в конюшню и показывай лошадей.

Тут только я заметил Великого Князя Михаила Николаевича, молча стоявшего сзади нашего кружка.

Когда Их Высочества вошли в сарай, в котором помещались князя Меншикова и мои лошади, то я, пользуясь темнотой, всеми средствами старался скрыть от Их Высочеств настоящее количество лошадей; но Великие Князья потребовали фонарь и начали сами выбирать из числа моих собственных. Я доложил, что лошади, на которых они указывали, неудобны для сражения; что они или не объезжены или боятся выстрелов; но Великий Князь Николай Николаевич, угадывая мою уклончивость, сказал:

— Не хочешь нам дать лошадей, так мы поедем на казачьих.

Тогда, видя, что все старания мои безуспешны, я назначил им лошадей и успокоил Их Высочества обещанием, что разбужу их своевременно.

Расставаясь со мною, Великие Князья сказали:

— Смотри же, не плутуй, а то навеки будешь враг!

Затем я пошел доложить главнокомандующему, что Их Высочества непременно желают участвовать в деле. Этим временем Великие Князья присоединились к кружку адъютантов Меншикова и шутили над мною, рассказывали им, как я увертывался, да не увернулся.

Видя, что Их Высочеств невозможно отклонить от их намерения главнокомандующий обратился к содействию генерала Философова, который, хотя и не ручался за успех своего посредничества, однакоже обещал переговорить с Великими Князьями. Окончив свои объяснения с генералами, командирами отдельных частей, собиравшихся в дело — Меншиков вышел ко мне и сказал шепотом:

— Не буди рано великих князей! Философов, может быть, пособит… Дело будет кровопролитное и я очень беспокоюсь. Императрица, в письме, убедительно просит, чтобы я «берег её детей…», но скажи: как тут уберечь? Ну что, ежели, не дай Бог, что случится?!..

Разделяя опасения главнокомандующего я решился всю ответственность пред Их Высочествами принять на себя. Когда всё стихло, я распорядился седланием лошадей и, в ожидании рассвета, присел совершенно готовый, в конюшне, приняв твердое решение не будить Их Высочеств… Часа через два, слышу, кто-то крадется в конюшню, приподнимаюсь и узнаю Великих Князей.

— А, поймал! — сказали они мне. — Ну, покажи, готовы ли лошади?

Я указал, что всё готово и наши истинно русские молодцы успокоились.

Не доверяя мне, Великие Князья, вероятно, не спали всю ночь, потому что, раннею зарею, были уже совершенно готовы. Когда Меншиков вышел, сел на лошадь и тронулся в путь, то увидел, что Их Высочества, со свитою, уже ехали впереди его. Это встревожило главнокомандующего однако же он поспешил догнать Великих Князей, приветствовал их и благодарил за исправность.

Заслышав канонаду, мы стали подгонять наших лошадей. Дорогою главнокомандующий сказал мне:

— А диспозицию-то Соймонов и Павлов так мне и не прислали!

Подъехав к Инкерманской плотине, мы были задержаны переходом через нее артиллерии — арьергарда отряда Павлова. Это — нас, знавших распоряжение по войскам, весьма удивило, так как мы, по времени, полагали, что все части войск должны были находиться на месте боя. Кроме того, на плотине, нам встречались уже массы раненых. Они тянулись к Инкерману и многие из них сопровождали свое шествие воплями и причитаниями. — Это не понравилось не только нам, уже насмотревшимся на подобные сцены, но и Великие Князья видимо были возмущены воплями. При всей нежности их юношеских сердец, Их Высочества увещевали плакавших голосом укоризны…

Мы совершенно недоумевали, каким образом на плотину уже могли поспеть раненые, коль скоро дело должно было происходить верстах в четырех, а может, и пяти от этого места? Из ответов раненых мы не могли себе составить никакого понятия о ходе дела. Наконец, встретили адъютанта генерала Павлова Алабина: он сообщил нам, что взята английская батарея, но что и сам он не мог добиться никакого толку, так как войска Соймонова спутались с войсками Павлова. Известие, что Соймонов тяжело ранен, встревожило светлейшего: он поскакал на подъем Сапун-горы. В это время мимо нас пронесли на носилках раненого артиллерийского офицера Унковского. Картечь прошла ему между обеими челюстями сбоку и лишила возможности закрыть рот, из которого торчал обезображенный язык с запекшейся кровью. Рану эту Унковской получил в ту минуту, когда открыл рот для командования. Впоследствии я видел его в Симферопольском госпитале, уже поправляющимся.