Княгиня Ольга - [125]

Змеи скрываются в Трое в храме Афины. Ошеломленные троянцы толкуют это страшное событие как наказание богини за непочтение к ней, поскольку Лаокоон пытался отвергнуть дар греков.

Афина сражается с Аполлоном, боги ведут свою битву. Бедные люди не могут верно истолковать увиденное, довериться подлинному предостережению. Они не понимают происходящего перед их глазами, слепо верят всем богам, уверенные в том, что их дары умилостивят всемогущих. Но боги и богини смеются… И над человеческой глупостью, и над напрасной доверчивостью смертных к ним, небожителям.

Аполлон помогал троянцам. Его жрец пытался своей прозорливостью предостеречь их от ложного шага. Но все было тщетно… Троянцы втянули деревянного коня в город, ночью из него выскочили греческие воины, и Троя погибла в огне пожаров.

Лаокоон приносил жертву Посейдону, потому что Аполлон вместе с Посейдоном возводили стены Трои, когда она строилась… Не помогло… Заговор богов нельзя одолеть! Потом ходило много толкований о трагической судьбе Лаокоона: будто он нарушил запрет Аполлона вступать в брак и иметь детей и за это был наказан. Однако тут другое: Аполлон, конечно же, знал — не мог не знать! — предвидел судьбу своего жреца и запретом не иметь детей хотел уменьшить его страдания.

Если бы Лаокоон погиб один, он бы страдал несравнимо меньше. Если бы троянцы вняли его предостережениям, Троя бы не погибла!

О, это мучительное «если бы…»

Быкай, не быкай, а быка не добудешь…

Возможно, что на Руси так говорят с древнейших времен: когда быка приносили в жертву славянскому Перуну, троянцы — своим богам, имен которых хитрые греки не сохранили.

Глава 21 Сокрушение гордости

Когда княгиня Ольга стала христианкой, то труднее всего ей давалось понимание гордости как сильного греха. Казалось, что гордость защищала от княжеской неумелости верно рассудить споры людей, ставила на высоту, которую не достигали волнения торжищ и площадей, высоко поднятая голова спасала от собственных оплошностей и ошибок. Тебя обидели — а ты отвернулся с пренебрежением и пошел прочь — думайте что хотите, я даже и объясняться не собираюсь…

Князь Олег был горд, и князь Игорь был горд, и княгиня Ольга была горда…

Помнится, какой вызвала невероятный гордый гнев уверенность древлянского князя Мала, что княгиня Ольга после смерти мужа согласится пойти за него замуж, чтобы спасти свое Киевское княжество. Его князь Мал считал присоединенным к Древлянскому княжеству. И для княжества этот гнев был благом, потому что заставил ее действовать быстро и решительно и помог ей сокрушить древлян.

Древлянская земля покорена, и теперь княгиня Ольга посещает ее совсем с другим чувством — да, в этом чувстве много гордости, гордости за то, что она, вдова князя Игоря, это сумела сделать.

Княгиня Ольга полагала, что тем, кто ничего не сделал» гордиться нечем, а ей можно — пусть втайне! — и погордиться. Чем? Многим, многим… И успешным правлением, и тем, что люди ее любят, и сын Святослав — достойный князь, правитель после нее…

Впрочем, она уже давно чувствовала, что Святослав слишком увлечен военными походами, может быть, причина в ней…

Он хороший сын и не станет сражаться открыто с ее установлениями, но и ему пора садиться на княжеский киевский стол.

«Святослав сокрушит все христианские храмы! — говорил ее внутренний голос.

— Нет, он не посмеет — он любит и уважает мать… — возражала она.

. — Причем тут мать? Немедленно поднимут головы — да, да — те ненавистники Христа, что считают его приход в княжество огромным злом и тебя виновницей этого. Крещение Аскольда и Дира уже забыто, но не забыта насильственная их смерть от руки князя Олега… Аскольда и Дира почитают как русских князей, хотя они и приняли Христа, а вот князь Олег и князь Игорь — ненавистные варяги…

— Но ведь варяги–вагры — живут и ныне на побережье Балтийского–Варяжского моря — это же славяне, никакие не датчане, не шведы–свены, не немцы… немецкое племя «неметы» жили совсем не на побережье, а вот по ним — стали всех немцами звать… Об этом еще князь Игорь говорил, и она сама знает — ведь вереницы купеческих обозов из этих земель все через Киев идут… Да, вагры — варяги, совсем рядышком с Ютландией[211]… И тут же другие все славянские племена — и бодричи, и ратаре, и укране, и лютичи, все они на берегу моря, а дальше вглубь земли — гаволяне, и сербы, лужичане, мильчане, и бобране по реке Бобер… Между реками Лабой и Одрой. — Одр‑то — стол погребальный, тоже славянское слово, — думает княгиня Ольга — одни славяне и живут …

— Чем же вагры–варяги хуже их всех? Рядом с ваграми — дитмары, это уже не славяне…

— В земле вагров — город Старгард, на самом берегу моря… в укромном заливе… А рядышком город Буковец — и на реке, и на краю озера… А чуть южнее его — и тоже у озера — город Зверин… В тех лесах много водится дичи — так купцы говорят… Дальше по берегу моря — Росток, остров же Рюген, куда ездил отец в святилище бога Световита, славяне часто звали— Рана…

Городов было много, и сейчас они стоят, и все со славянскими именами: Бранибор… Любузна… Медзиречь… Любузна у люжичан… Город Стрела на Лабе… Там гломачи…»