Княгиня Ольга - [91]

О взаимоотношениях матери и сына более подробно мы поговорим чуть ниже. Пока же зададимся вопросом: что все-таки удалось, а что не удалось сделать самой Ольге для просвещения своей страны? В церковной традиции она прославляется как равноапостольная, то есть приравненная своими подвигами к апостолам, проповедовавшим святую веру среди языческих народов. Само наименование подразумевает в первую очередь миссионерские усилия по распространению и утверждению христианства. Но какие конкретные шаги в этом направлении были сделаны ею?

Сведений на этот счет в летописи нет. Они появляются лишь в Житиях святой Ольги, причем по преимуществу в поздних редакциях. Сам по себе этот факт не может не вызывать настороженности у историков. Известно, что авторы житий почти всегда опирались в своей работе на некий готовый образец, канон, своего рода «лицевой подлинник», используя в этом качестве жития ранее потрудившихся подвижников и порой заимствуя оттуда целые эпизоды. Типологическим образцом для Ольги, как она представлена в Житии, стали, во-первых, святая и равноапостольная царица Елена, мать Великого Константина, а во-вторых, внук самой Ольги равноапостольный князь Владимир, Креститель Руси. Прямые ссылки на обоих святых присутствуют и в Житиях Ольги разных редакций. Причем легко увидеть, что рассказ о просвещении Ольгой Русской земли набирает силу от одной редакции ее Жития к другой, наполняясь все новыми подробностями, но вместе с тем, как кажется, удаляясь от реалий ее времени.

В древнейшей из сохранившихся, так называемой южнославянской, редакции ее Проложного жития, как и в летописи, ничего не говорится о миссионерской, просветительской деятельности княгини. Сообщив о ее возвращении из Царьграда, автор добавляет лишь, что она принесла в свою землю от патриарха святой крест, который впоследствии был поставлен в алтаре киевского Софийского собора. Но вот в другой, также весьма древней, так называемой русской редакции Проложного жития в этот рассказ внесено существенное добавление: вернувшись на Русь, княгиня «обходящи всю Русскую землю… кумиры (то есть языческие изваяния, идолы. — А.К.) сокрушающи, яко истинная ученица Христова»^{250}.[188] Несколько по-другому, но в общем-то схоже, о сокрушении идолов и даже целых языческих святилищ — капищ и требищ — сказано в «Похвале Ольге», вошедшей в состав «Памяти и похвалы князю Владимиру» Иакова мниха: святая «требища бесовские сокрушила и начала жить о Христе Иисусе, возлюбивше Бога всем сердцем и всею душою, и пошла во след Господа Бога, всеми добрыми делами освятившись и милостынею украсившись…»^{251}.

Личное благочестие княгини после принятия крещения не должно вызывать у нас сомнений. Но вот о сокрушении ею языческих идолов и капищ следует говорить с осторожностью. Очень похоже, что древний агиограф, не найдя в источниках сведений о конкретной миссионерской деятельности Ольги на Руси, реконструировал ее по образцу и подобию равноапостольных подвигов той же царицы Елены, сокрушавшей языческие жертвенники в Святой Земле, и князя Владимира, низвергшего кумиры в Киеве и других городах (а возможно, еще и святой Людмилы Чешской, также просвещавшей свою страну, — хотя ссылок на нее в Житиях Ольги нет). Так, приведенные выше слова об Ольге из ее «Похвалы» почти буквально извлечены из собственно «Памяти и похвалы князю Владимиру», где об Ольгином внуке так же говорится, что он «требища бесовьская потреби» и «скруши идолы» и «всим сердцем и всею душею Бога возлюби…»^{252}.[189]

Известно, что языческие святилища существовали в Киеве и других русских городах и при Владимире, а кое-где даже и позднее, уже после Крещения Руси, и русские князья далеко не всегда спешили расправиться с ними. Вне городов, в своеобразных языческих «резервациях», особенно в областях, населенных неславянскими, финно-угорскими племенами (а судя по данным некоторых житий, даже и в самих городах — например, в «Чудском конце» города Ростова), идолы сохранялись по крайней мере до XI века, а то и позднее. Князю под силу было ниспровергнуть их — но именно князю, в силу того, что княжеская власть в глазах его подданных, еще язычников, сама по себе обладала сверхъестественной, магической силой[190]. Не случайно низвержение киевских и новгородских кумиров князем Владимиром в 80-е годы X века — как оно описано в летописи — было наполнено глубинным сакральным смыслом (уже не осознаваемым киевским летописцем, писавшим столетие спустя) и опиралось на тысячелетнюю, языческую же, традицию ритуального прощания с «обветшавшими» языческими божествами^{253}.

Ольга — повторюсь еще раз — была правительницей Руси, княгиней, но в силу своей женской природы не обладала в полной мере сакральной княжеской властью. Тем более едва ли она могла избрать открытые формы борьбы с языческим культом при почти полном преобладании язычников. Однако древний книжник был, несомненно, убежден в том, что ее княжение нанесло сокрушительный удар «кумирослужению», и для этого у него имелись все основания. Само воздвижение княгиней святого креста означало в его глазах торжество новой веры над обветшавшими и потерявшими свою силу кумирами, «обновление» всей Русской земли. Избрав святой крест «непобедимым оружием» своей духовной борьбы, княгиня уже этим «избавила род своих людей от оскорбления кумирского» — так представлял подвиг святой Ольги церковный историк уже новейшего времени, архимандрит Иннокентий (Просвирнин), писавший в 60-е годы прошлого века. «Именно в этом смысле следует понимать те сведения Житий Ольги и Похвалы ей Иакова мниха, в которых говорится, что она “требища бесовския сокруши”. Если эти “требища” и продолжали стоять на Русской земле до времени святого Владимира, то сила их была уже сокрушена святой равноапостольной княгиней Ольгой-Еленой»