Книжные контрабандисты. Как поэты-партизаны спасали от нацистов сокровища еврейской культуры - [17]
Пока Шмерке в чужом обличии бродил по городам и весям, Виленское гетто переживало самые кровавые дни[58]. Акции, которые начались в сентябре, теперь ужесточились, евреи стали строить самодельные укрытия, на местном диалекте идиша называвшиеся малинами. 1 октября, в Йом-Кипур, службы в набитых под завязку синагогах гетто были прерваны солдатами гестапо, которые увели людей «на работу». Мужчины в талесах (молитвенных покрывалах) и члены их семей разбежались по своим малинам, и все равно в тот день были арестованы четыре тысячи человек. Их отправили в Лукишкскую тюрьму, а оттуда – в Понары на расстрел.
24 октября прошла печально известная «акция желтых удостоверений». Немцы потребовали, чтобы администрация гетто выдала всем узникам новые удостоверения: три тысячи желтых – для «ценных специалистов», розовые – членам их семей (супругу и двоим детям каждого специалиста). Обладатели желтых и розовых удостоверений – таких оказалось четырнадцать тысяч человек – не подлежали вывозу. Остальные обитатели гетто получили белые удостоверения – и это было равнозначно смертному приговору. В панике заключались фиктивные браки, чтобы можно было объявить себя мужем или женой обладателя желтого удостоверения. Герман Крук получил желтое удостоверение как директор библиотеки гетто и «взял в жены» семидесятичетырехлетнюю ветераншу Бунда Пати Кремер. А двоих сирот с улицы выдал за своих детей.
После того как обладатели желтых удостоверений и члены их семей ушли за пределы гетто на работу, туда ворвались немецкие военные и забрали пять тысяч человек с белыми удостоверениями – их отправили на расстрел в Понары. Месяц завершился самой масштабной акцией: 28–30 октября Второе гетто было «ликвидировано» и почти все из одиннадцати тысяч его обитателей отправлены в Понары, которые немцы цинично называли Третьим гетто.
Шмерке провел этот тягостный период за пределами гетто, однако его друг и собрат по перу Авром Суцкевер находился внутри. За эти несколько месяцев у Абраши накопился длинный список непосредственных встреч со смертью. Он выжил после одной облавы, когда провел ночь в гробу в помещении Еврейского похоронного общества. Лежа под крышкой, он написал по этому поводу стихотворение. В другом случае сумел сбежать от немецких солдат, грозивших его пристрелить, прыгнув в цистерну с негашеной известью. Когда Абраша наконец-то высунул голову, смесь крови из рассеченного лба, извести и солнечного света образовала «самый прекрасный закат, какой мне довелось видеть». Впоследствии Суцкевер пробрался во Второе гетто, чтобы повидаться с находившейся там матерью, и сумел переправить ее в Первое гетто. Через несколько недель Второе гетто перестало существовать. По ходу всех этих эскапад Абрашу поддерживала мистическая вера в силу поэтического слова: пока он исполняет главную миссию своей жизни и пишет стихи – не погибнет[59].
К концу декабря 1941 года гетто представляло собой толпу запуганных, изнервничавшихся людей. Крук писал: «Нам не дают перевести дух. Нас будто бы постоянно закалывают, бьют прямо в сердце. Последняя облава унесла столько молодых жизней. Никто не в состоянии прийти в себя»[60]. Библиотекарь, поэт и ученый – Крук, Суцкевер и Калманович – пребывали в рукотворном аду.
Глава пятая
Укрытие для книг и людей
Почти невозможно постичь тот факт, что посреди гестаповских акций, вывозов в Понары, голода и невыносимой скученности продолжала действовать общедоступная библиотека. Но библиотека гетто по адресу улица Страшуна, 6, была не только открыта, но и пользовалась большой популярностью. В октябре 1941 года – а это был для гетто самый кровопролитный месяц – число записавшихся даже выросло с 1492 до 1739. Из библиотеки в этот месяц взяли 7806 единиц, в среднем по 325 книг в день. А в подсобных помещениях сотрудники оформили каталожные карточки на 1314 книг[61].
Герман Крук отметил зловещий парадокс в деятельности библиотеки гетто: вслед за массовыми акциями спрос на книги возрастал. «1 октября, на Йом-Кипур, забрали три тысячи человек. На следующий же день было обменено 390 книг. 3 и 4 октября множество людей увели из Второго гетто, Первое гетто находилось в неописуемой тревоге. Но 4 октября была обменена 421 книга»[62]. Чтение стало способом справиться с бедой, обрести точку опоры.
По причине повышенного спроса 20 ноября Крук открыл читальный зал в помещении, где до войны хранились дубликаты. Туда поставили длинные столы и стулья, контрабандой доставленные в гетто на грузовиках, вывозивших мусор. Вдоль стен читального зала тянулись книжные шкафы, в них находилась тысяча томов справочных изданий, поделенных на пятнадцать категорий: энциклопедии, словари, учебники, несколько тематических разделов, таких как философия и экономика. Кроме того, в читальном зале были стеклянные витрины с выставленными свитками Торы, венчавшими их коронами и прочими предметами религиозного искусства. Витрины иногда называли музеем гетто[63]. Читальный зал источал ощущение нормальности – в условиях, не имевших ничего общего с нормой.
Библиотека стала якорем существования в гетто на весь так называемый период стабильности, продлившийся полтора года, с января 1942 по июль 1943 года. Масштабные акции, облавы и вывозы в Понары прекратились, жизнь уцелевших двадцати тысяч узников (четырнадцати тысяч зарегистрированных и шести тысяч «нелегалов») вошла в колею. Утром трудовые бригады отправлялись на принудительные работы за пределами гетто, в конце дня – если позволяли обстоятельства – рабочие тайком проносили под одеждой пищу. Юденрат проповедовал, что «работающее гетто» является ключом к выживанию: узники представляют собой рабочую силу, трудятся на пользу немецкой армии – значит, нацисты не станут их истреблять, это не в их интересах. Большинство жителей гетто в это верили или, по крайней мере, пытались верить.
