Книжные контрабандисты. Как поэты-партизаны спасали от нацистов сокровища еврейской культуры - [13]

.

А потом, 28 июля, все переменилось. Прилуцкий не вернулся домой с работы, его отвезли в тюрьму гестапо. Работу в здании ИВО он продолжил, но теперь его возили между тюрьмой и институтом. Паула навещала мужа на работе, привозила еду и одежду. По ее словам, он выглядел изможденным, ссутулился, глаза потемнели… Она подозревала, что его избивают. В начале августа немцы поместили всех троих ученых – Прилуцкого, Лунского и Голдшмидта – в одну камеру в тюрьме гестапо, оттуда их каждое утро развозили по рабочим местам. По слухам, вечера в тюрьме эти трое проводили за обсуждением еврейской литературы и философии, в том числе произведений Маймонида. А потом, в середине августа, Прилуцкого перестали возить в ИВО. По словам свидетелей, его видели в центральной вильнюсской Лукишкской тюрьме, избитого, окровавленного, с обмотанной тряпкой головой. Рядом с ним лежали безжизненное тело Голдшмидта и находившийся в полусознании Лунский.

Поль и его приспешник Готхард завершили свою миссию в Вильне и оставили троих ученых в руках гестаповцев.

Ноеха Прилуцкого расстреляли 18 августа 1941 года. В гестапо знали, что он глава еврейской политической партии и член польского Парламента, и уничтожили его как врага Третьего рейха. Голдшмидт скончался в тюрьме, предположительно – от избиений. Из всех троих больше всего повезло Лунскому. В начале сентября его выпустили из гестапо, и он прямиком попал в только что созданное Виленское гетто[41].

Вильну обесчестили: пропали пять инкунабул из Библиотеки Страшуна, а также древнейшие манускрипты и самые ценные ритуальные принадлежности из штот-шул. Поль и его подручные вывезли их в Германию вместе с восемью ящиками сокровищ из Библиотеки Страшуна, а также ящиками из ИВО и Музея Ан-ского. Немцы продемонстрировали полную, можно даже сказать, убийственную серьезность своих намерений по части «приобретения» сокровищ виленской иудаики[42].

Слухи о разграблении ИВО достигли известного польско-еврейского историка Эммануэля Рингельблюма, который томился в нескольких сотнях километров от Вильны в Варшавском гетто. Воспользовавшись своими связями в польском подполье, Рингельблюм отправил коллеге в Нью-Йорк зашифрованное письмо, в котором сообщал о катастрофе, постигшей ИВО. Письмо Рингельблюма начиналось словами: «Ивуш Вивульский недавно скончался». Это была скрытая отсылка к ИВО, находившемуся на улице Вивульского. Рингельблюм продолжал: «Вы его хорошо знали. Никакого имущества он по себе не оставил. Но в военное время люди теряют даже больше. Вы помните, как старательно он занимался своим делом. Теперь остался один лишь пустой дом. Все его имущество забрали кредиторы»[43].

Рингельблюм преувеличивал. В июле 1941 года из города вывезли лишь небольшую часть коллекции ИВО. Многое осталось. Но краткое посещение Литовского Иерусалима стало для Поля ценным уроком. В Вильне было слишком много еврейских сокровищ, слишком много мест их хранения – все за один рейд не освоишь. Нужно было создать рабочую группу, которая на протяжении значительного времени будет просматривать сотни тысяч книг и документов. Вернувшись в Вильну в феврале 1942-го, ОШР создал такую группу.

А немецкие власти тем временем внесли ИВО в список сорока трех важнейших библиотек на оккупированных восточных территориях, собрания которых представляли особый интерес для рейха. Библиотеки эти подлежали «экспроприации» для пополнения замысленной мегабиблиотеки в Высшей школе Национал-социалистической немецкой рабочей партии (Höhe Schule der Nationalsozialistische Deutsche Arbeiterpartei). В указе от 29 сентября 1941 года упомянуты три виленских хранилища: университетская библиотека, Государственная библиотека Вроблевского (местный филиал Польской национальной библиотеки) и ИВО, коллекция которого оценивалась в сорок тысяч книг и семьдесят тысяч архивных единиц хранения. В указе было отмечено, что виленские библиотеки особо важны для рейха, поскольку пополнят собрания иудаики, гебраистики и католической литературы[44].

То, что Оперативный штаб рейхсляйтера Розенберга вернется в Вильну выполнять эти директивы, оставалось лишь вопросом времени.

Глава четвертая Интеллигенты в аду

Ноех Прилуцкий стал одним из нескольких десятков интеллигентов – беженцев из Варшавы, которым удалось покинуть город осенью 1939 года: писателей, журналистов, преподавателей и политических деятелей. Однако если говорить о книжниках, не было среди них равных Герману Круку, директору Библиотеки Гроссера, крупнейшей еврейской общественной библиотеки в Варшаве, которую спонсировала организация под названием «Культур-лига». Крук был самым высокопочитаемым еврейским библиотекарем во всей Польше. Он опубликовал несколько десятков статей и брошюр по библиографии и книжному делу, возглавлял библиотечный центр «Культур-лиги», редактировал ее бюллетень.

Крук был пламенным социал-демократом и членом Бунда. Для него библиотеки являлись источниками знаний, с помощью которых рабочие смогут достичь классовой сознательности и создать общество справедливости.

После месяца в бегах, когда он на волосок уклонялся от немецких бомб и пуль и спал на заколоченных железнодорожных вокзалах, Крук прибыл в Вильну и прямо с вокзала отправился в Библиотеку Страшуна и ИВО изучать их каталоги и методы работы. Только после этого он позаботился о жилье и перемене одежды.