Книжная лавка писателей - [3]

Шрифт
Интервал

И вот, вложив в дело по двести рублей, с этим ничтожнейшим капиталом, ушедшим на устройство полок и покупку печурки, мы приступили к делу. Книжный фонд составился из комиссионных книг, предоставленных нам частными издательствами, где у каждого из нас были личные связи, и из старых, в большинстве трепаных и зачитанных книг "Библиотеки для молодежи", помещение которой (в Леонтьевском переулке) мы приобрели для Лавки.

Плотник сбил, по нашим чертежам, полки, доски для которых выпросили мы у кооператива. На полках поместились книги, притащенные нами на собственных спинах, частью от существовавших еще издательств, частью из дому — из своих запасов, с которыми приходилось по нужде расстаться, частью от знакомых. Вместо кассы — картонная коробочка, вместо витрины — наклонная доска в окне, которое замерзало к ночи и кое-как оттепливалось днем. К счастью, прилавок был, оставшийся в помещении библиотеки, и был большой хороший стол посередине лавочки. Отопления не было, и зимой мы работали в шубах и валенках, постоянно промокавших, Случалось — лопались трубы водопровода в верхнем этаже, и книги наши затапливало водой. С громадным трудом разыскали замок, даже веревки для перевязки книг приходилось подолгу разыскивать на тайном рынке, и только случай помог нам обзавестись кассовой и другими бухгалтерскими, конечно, примитивными книгами. Штемпель сделал знакомый резчик, иначе нужно было бы стоять в очереди за специальным разрешением совдепа! Кое-что мы успели, правда, сделать раньше, чем драконовскими декретами о муниципализации и национализации совершенно была уничтожена частная торговля. А собравшись с силами и средствами, могли установить и экономическую печурочку, для которой всякими легальными и нелегальными способами добывали дрова, чтобы совсем не замерзнуть в Лавке, где проводили мы по пять-по шесть часов в сутки каждый.

А главное — нужно было учиться торговать, да еще при условии катастрофического падения рубля. Лавка наша успела открыться явочным порядком, муниципализация — по простой недоглядке — ее не постигла, и никаких "твердых цен" мы не знали, как не признавали и никаких "мандатов" на приобретение книг. При таких условиях мы быстро остались единственным в Москве и в России книжным магазином, где каждый человек, пришедший с улицы, мог купить книгу "без разрешения". И забавно было смотреть, как робко приотворялась дверь, и покупатель пугливо спрашивал:

— Можно посмотреть книги?

— Пожалуйста.

— А нужно разрешение на покупку?

И мы гордо отвечали:

— Никаких мандатов и паспортов не требуется!

Почему нас терпели? Кажется, потому, что сначала не заметили, потом не разобрали, что мы за учреждение, а может быть — считали как-то неудобным трогать писателей, работавших на артельных началах, без наемного труда. А когда Лавка приобрела популярность, она терпелась уже просто по инерции. К тому же она значилась состоящей при "Профессиональном Союзе Писателей", которому, действительно, отчисляла известный процент дохода, и в котором все мы состояли членами, а позже — ядром правления и президиума. Просуществовав же год, она стала, так сказать, московской необходимостью. Все муниципализированные книжные магазины были закрыты "для разборки книг, скупки и распределения", иначе говоря, обратились в кучу мусора и в склады, в которых никто не мог разобраться; и купить книги было негде — только у нас. А как раз пооткрывалось множество рабочих клубов и библиотек, основано было много новых провинциальных университетов и публичных библиотек (скоро погибших), в Москву хлынула толпа закупщиков для провинции, вооруженных мандатами и кредитами и нашедших лишь полную неразбериху в бывших частных магазинах, ставших советскими. Одновременно как нужда, так и боязнь принудительного отобрания библиотек, заставили многих книголюбов расстаться со своими книжными сокровищами и ликвидировать их прежде, чем их отберут "на государственные потребности". И поневоле все, и продавцы и покупатели, шли к нам, свободно торговавшим и старой и новой книгой без всяких ограничений и мандатов.

Было и еще одно: мы знали книгу, новые же советские деятели не имели о ней никакого представления; да и вообще, по тому времени, советские служащие свежего набора были "саботажниками", т. е. замерзшими и изголодавшимися людьми, неспособными работать и думавшими только о пайках и выдачах. Не в их силах было организовать книжную торговлю, к тому же никто из продававших не обращался в советский магазин, не доверяя расценкам и боясь просто конфискации. Новым закупщикам, представителям клубов, библиотек, университетов, нужен был совет, так как в большинстве это была неопытная молодежь. Мы же не только давали советы и указания, но подбирали из своих запасов библиотечки для клубов, для школ, систематические библиотеки для специальных (юридических, военных, технических) учреждений, и даже небольшие, но нередко очень ценные фундаментальные библиотеки для новых, открывавшихся в провинции университетов.

Был период времени, когда магазин наш ежедневно опустошался закупщиками этого рода, делавшими нам огромные заказы, и часто нам приходилось продавать наш товар, так сказать, "на корню", т. е. только что скупленные библиотеки перепродавать, почти не распечатывая доставленных ящиков. Иногда, наконец, мы выступали только комиссионерами, направляя верных покупателей по адресам, данным нам продавцами, за собой оставляя лишь право оценки.


Еще от автора Михаил Андреевич Осоргин
Рассказы (-)

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Игрок

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Вольный каменщик

Талантливый представитель литературы русского зарубежья Михаил Осоргин (1878–1942), как и многие русские люди его поколения, прошел через страдания, искусы, выдержал испытание войной, революцией, политикой и в дебрях и соблазнах учений, течений и направлений XX столетия нашёл свой собственный путь.Своим путём идёт и герой вышедшей в Париже в 1937 г. повести Осоргина «Вольный каменщик» Егор Егорович Тетёхин. Тетёхин — истинно русская душа, воплощение лучших народных качеств, тихий герой, борец против зла, опора немощным и угнетённымСерьёзный пласт повести — художественно-философское осмысление масонства.В книгу входят и рассказы, написанные Осоргиным в эмиграции.


Сивцев вражек

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Там, где был счастлив

Рассказы из книги: Литература русского зарубежья. Антология в шести томах. Том первый. Книга первая 1920–1925. М., "Книга", 1990.


Чудо на озере

Рассказы, вошедшие в сборник «Чудо на озере» посвящены воспоминаниям о далеком прошлом: о детстве и юности автора, о его семье, о гимназических годах, о первых увлечениях и радостях, о любви и родной земле, о людях и вещах, давно и навсегда потерянных. Рассказ, именем которого озаглавлен сборник «Чудо на озере», посвящен таинственному происшествию на озере Гарда: руководитель экскурсии русских студентов, профессор — геолог, спасает молодежь во время бури на озере. Автор, «веселый безбожник», и не пытается объяснить чудо.


Рекомендуем почитать
Нефертити

«…Я остановился перед сверкающими дверями салона красоты, потоптался немного, дёрнул дверь на себя, прочёл надпись «от себя», толкнул дверь и оказался внутри.Повсюду царили роскошь и благоухание. Стены мерцали цветом тусклого серебра, в зеркалах, обрамленных золочёной резьбой, проплывали таинственные отражения, хрустальные люстры струили приглушенный таинственный свет. По этому чертогу порхали кокетливые нимфы в белом. За стойкой портье, больше похожей на колесницу царицы Нефертити, горделиво стояла девушка безупречных форм и размеров, качественно выкрашенная под платиновую блондинку.


Мой гарем

Анатолий Павлович Каменский (1876–1941) — русский беллетрист, драматург, киносценарист.Сборник рассказов «Мой гарем». Берлин, 1923.


Чертополох

Аркадий Александрович Селиванов (1876–1929) — русский поэт, прозаик, критик.


Лучший из миров

«На бульваре было оживленно. Чтобы никому не мешать, Сигурд отошел к кромке бордюра и уже там запрокинул голову, любуясь неспешно плывущими в небе облаками…».


Тайна "снежного человека"

Журнал «Дон», 1964 г., № 10. Впервые рассказ опубликован в журнале «Гражданская авиация», 1961 г., № 7 под названием «Встреча со "снежным человеком"».


Записки сумасшедшего писателя

«Вот глупости говорят, что писать теперь нельзя!.. Сделайте милость, сколько угодно, и в стихах и в прозе!Конечно, зачем же непременно трогать статских советников?! Ах, природа так обширна!..Я решил завести новый род обличительной литературы… Я им докажу!.. Я буду обличать природу, животных, насекомых, растения, рыб и свиней…».