Книжка для раков. Книжка для муравьев - [71]

Из многочисленных опытов, произведенных мною в этой связи, я хочу привести лишь один, который мне довелось проделать недавно. Некоторое время назад у моих приемных сыновей укоренилась дурная привычка постоянно терять ключи от своих шкафов и ящиков. Когда у них в качестве помощника появился любезный слесарь, изготовивший им сразу три ключа, они вообще перестали придавать им значение. Я мог бы за это им строго выговорить, за потерю ключа мог бы подвергнуть серьезному наказанию и сделать еще много самого разного, но это никак бы не подействовало. Но как раз потому, что я понимал, что все это ничем не поможет, я предпочел вообще ничего не делать и какое-то время позволял им терять ключи сколько заблагорассудится. Наконец меня осенило, как мне наглядно им показать, что они обязаны следить за своими ключами.

Поэтому однажды, когда все они стояли плечом к плечу передо мною, я поднял вверх ключ и сказал: «А теперь внимание! Сейчас, дорогие друзья, я хочу прочесть вам лекцию – о ключе. Материал, из которого делают ключ, – обычно железо. Взглянув на его форму, мы замечаем эту часть, ее называют бороздка, эту – стержень и эту – шейка.

Вы, конечно, давно уже все это знали, но теперь я хочу сказать вам еще кое-что, что по меньшей мере двум третям из вас неизвестно, а именно, что такое, собственно, ключ. Если бы вы это знали, то, несомненно, больше ценили бы свои ключи.

Внимание! (Следующие слова произносились медленно и с большой убедительностью.) Ключ – это приспособление, позволяющее открывать место, где хранятся вещи. Поэтому если я потеряю ключ от моего шкафчика, то нашедший получает в руки приспособление, позволяющее открыть мой шкафчик. Если я теряю несколько ключей, то слуги, мастеровые, поденщики, нищие, приходящие в наши дома, получают средство открывать шкафчик. В этом случае мне лучше вообще больше его не запирать, ведь тогда я хотя бы избавлю себя от ненужных трудов – открывать и запирать шкафчик. Ведь запирать его было бы совершенно излишне. То, что свои ключи можно все-таки не терять, доказывает этот ключ, который я держу в руке. Мне его изготовили в 1766 году после Рождества Христова, и, значит, ему почти 40 лет.

С этими словами я удалился и предоставил собрание своим собственным размышлениям.

Эффект от этого был таков: мои приемные сыновья отныне перестали терять ключи, и вот уже два месяца никому из них не было надобности попросить сделать себе новый ключ.

И что же это за волшебная сила, которая здесь подействовала?

1. Дело в том, что благодаря особому вступлению к моей речи я сумел всех заинтересовать и пробудить их внимание. Чего бы добились самыми убедительными наставлениями, если бы на них не обратили внимания?

2. Я очень наглядно показал ценность ключей и необходимость их беречь.

3. Этим я подвел их к пониманию того, что они обязаны беречь свои ключи, и они сами решили это делать.

Я публично прочел эту лекцию, поскольку она затрагивала ошибку, которая была чуть ли не повсеместной.

Надо остерегаться делать подобное, если хотите добиться от отдельного ребенка исполнения долга или отказа от недостатка. При этом своей цели, без сомнения, не достигнуть, ибо эффект от публичных наставлений, касающихся определенного человека, – это всякий раз стыд и смущение, чем порождается своего рода оцепенение, из-за которого увещеваемый неспособен внимательно слушать; очень часто это даже становится причиной горькой обиды на увещевателя, порождающей намерение не следовать наставлению.

Кроме того, у детей есть чувствительность, которую тоже надо использовать. Это происходит, если тоном и видом выражают то, что хотят сказать. Поскольку об этом я уже говорил выше, будет излишним еще раз на этом подробно останавливаться. Замечу только, что необычайно важно интонацией и видом воздействовать на детей, которые еще не могут постичь разумные доводы. Кто это понимает, тот взглядом и словом сумеет выразить одобрение или недовольство лучше, чем кто-то другой долгим восхвалением Бога.

Я предвижу возражения против этого метода воспитания и молчаливо пройду мимо них, потому что любой думающий человек легко сможет и сам их опровергнуть.

Лишь одно я не могу оставить без обсуждения.

Человек, скажут, должен уметь повиноваться, чтобы не быть изгоем в человеческом обществе. Что будет с обществом, если поставлять ему членов, которых ни к чему другому не приучали, кроме как поступать по собственной воле? Революции, государственные перевороты, цареубийства, имевшие место в наши дни, – все это плоды либерального воспитания, которое дают теперь молодым людям.

Дорогие друзья! Не горячитесь! Вспомните просто об упомянутых мною женщинах в N., которые умирают от нервных болезней с тех пор, как воспитанники из Шнепфенталя стали купаться в холодной воде! Государственные перевороты и цареубийства точно так же связаны с либеральным воспитанием, как нервные болезни женщин в N. с холодным купанием воспитанников Шнепфенталя. Как? Разве, скажем, пресловутых мятежников воспитывали по рекомендуемому здесь методу? Или те, кого так воспитывали, отличались неповиновением? И если из сотен один совершил подобное, то что это доказывает? Если все же вы пытаетесь убедить молодых людей (а как легко это сделать), что их долг – следовать предписаниям тех, кто поставлен над ними, и добиться, чтобы они это сделали себе правилом, то это ведь хорошо. Тогда они всегда будут склонны следовать предписаниям своих начальников, и им не нужно будет в каждом отдельном случае указывать на то причины.