Книги Судей - [36]

– Я думал, это отражение свечи на стеклах, – сказал он. – Но это не так. Посмотри туда.

В дальнем конце сада горел свет, видимый в просветах между высокими зарослями гороха, и рядом с ним что-то двигалось. Вот появилась часть руки, как будто человек копал, вот плечо и голова…

– Идем, – прошептал Хью. – Это он. Но что он делает?

И уже в следующий миг мы смотрели в темноту; свет исчез.

Мы взяли свечи и вышли через кухню. Пламя ровно поднималось в безветренном воздухе, словно в комнате, и через пять минут мы осмотрели каждый куст и заглянули в каждую трещинку. Потом Хью внезапно остановился.

– Ты оставил свет на кухне? – спросил он.

– Нет.

– Он там, – сказал мой друг, и я посмотрел в ту сторону, куда указывал его палец.

* * *

Между нашими спальнями, выходящими в сад, находилась дверь, и перед сном я придумал банальную причину оставить ее открытой – желание поговорить с Хью. Он уже лежал в постели.

– Хочешь завтра порыбачить? – спросил я.

Прежде чем он ответил, комната озарилась светом, и одновременно разразился гром. Сети облаков прорвались, и начался сильнейший ливень. Я сделал шаг к окну, чтобы закрыть его, и, посмотрев с высоты второго этажа в темную непроглядную ночь, увидел свет фонаря в дальнем конце сада и фигуру мужчины, наклоняющегося и снова выпрямляющегося, усердно делающего свое дело…

Ливень продолжался, я вернулся в кровать, иногда я немного задремывал, но и в дремоте, и в бодрствовании мое сознание терзал один вопрос: почему посреди грозы горел свет и неведомая фигура занималась своим делом, поднимаясь и опускаясь. В этой дьявольской работе в саду была некая поспешность и срочность, заставлявшая неизвестного позабыть о дожде.

Внезапно я очнулся от беспокойной дремоты и почувствовал, как кожа на черепе сжимается от невыносимого ужаса. Хью, очевидно, снова зажег свечу, потому что свет лился через открытую дверь между нашими комнатами. Потом раздался щелчок поворачиваемой ручки, и другая дверь, та, что вела в коридор, медленно открылась. Я сел в кровати, сфокусировав взгляд, и в двери появилась фигура Уэджа. Он нес фонарь, его руки были черными от грязи. И от этого зрелища я потерял контроль над собой.

– Хью! – закричал я. – Хью! Он здесь.

Хью быстро вошел, и на секунду я перевел взгляд на него.

– У двери! – закричал я.

Но призрак исчез. Но дверь была открыта, и на полу лежали куски грязи и размокшей глины…

* * *

Развязка не заставила себя ждать. Там, где мы видели копающуюся в саду фигуру, росли кусты лаванды. Мы выкопали их, и на глубине трех футов нашли останки женского тела. Череп был пробит сильным ударом; фрагментов одежды и искривления одной ступни было достаточно, чтобы установить личность умершей.

Ныне кости миссис Уэдж лежат на церковном погосте рядом с могилой ее мужа и убийцы.

Запертая комната

Хью Листер и его жена приехали из Лондона на похороны дяди, странного старого отшельника, который последний год жил в полном уединении. Перед домом в георгианском стиле, который после смерти владельца отошел племяннику, был разбит сад, скрытый от посторонних глаз высокими стенами. Изначально, насколько помнил Хью, дом был куплен его дядюшками – двумя холостыми братьями, которые несколько лет и проживали там вместе. Но он почти ничего не знал о них, хотя и припоминал, что виделся с ними в детстве. Они ночевали в доме его матери в городе по пути за границу, куда ежегодно ездили отдыхать: мрачные, странные мужчины, очень похожие; они ссорились из-за цен на билеты и, казалось, на дух не переносили друг друга. Вероятно, они жили вместе оттого, что совместное хозяйство дешевле двух отдельных домов, к тому же они отличались сильным сходством вкусов: любили деньги и не любили других людей…

После похорон отрывочные воспоминания Хью существенно дополнил мистер Ходжкин, адвокат его умершего дяди; тогда мой друг гораздо больше узнал о своих родственниках. Они совершенно не интересовались обитателями маленького городка Тренторп: гости никогда не переступали их порог, как и братья никогда не бывали в домах своих соседей. Их очень редко видели вне дома и сада, а домашнюю работу у них выполняла женщина, которая приходила каждое утро на несколько часов, чтобы заправить постели, приготовить завтрак и обед. Она была занята на кухне, когда братья спускались, и иногда она по несколько дней кряду не встречала их. Кроме нее, единственным человеком, который последние четыре или пять лет имел доступ в дом, был мужчина, отвечавший за печь на заднем дворе; от печи нагревались радиаторы в комнатах и коридорах. Каждый день он приходил по утрам и сверялся с термометром, который висел в темном углу на стене; если прибор показывал меньше шестидесяти градусов по Фаренгейту[20], следовало зажечь печь и подкладывать топливо дважды в день до десяти вечера, чтобы сохранить тепло до утра.

Окна в этом жилище отшельников никогда не открывали и очень редко мыли; еда была самой скромной; сильно натопленный дом и полное уединение – вот и все, чего хотели братья от жизни. Мужчина и женщина, которые заботились об их нуждах, каждую неделю получали заработную плату у мистера Ходжкина, адвокат также оплачивал счета и налоги за дом. Но эта жалкая бережливость и ограниченность объяснялись отнюдь не недостатком средств, потому что у каждого из братьев был доход в пять или шесть сотен в год, из которого они не тратили и половины. Остальное просто накапливалось в банке, так как они не делали никаких инвестиций. Одного из них время от времени видели ранним утром, в час прилива, прогуливающимся по берегу реки, что текла под холмом, на котором стоял Тренторп, и впадала в море в миле или двух отсюда. Мужчина возвращался в дом до девяти утра и после этого больше не появлялся.