Книги моей судьбы: воспоминания ровесницы ХХ в. - [135]

— В чем же эта борьба выражалась?

— О, во многом. Одни чиновники никак не могли понять, зачем вообще нам нужна какая-то иностранная литература, и постоянно хотели нас ликвидировать, держали в вечном напряжении, другие хотели отобрать здание, мебель, книги и т. д. Во время культа порой было жутко. Одна комиссия за другой. Почему, например, эта книга выдается, вы протаскиваете буржуазные идеи. А другая комиссия, глядя на эту же книгу через месяц уже в закрытом фонде, обвиняла в том, что мы лишаем народ хорошей, нужной книги… И так постоянно.

Весы отношения к Библиотеке колебались все время. Причем, это шло от самых высоких инстанций. Вот что было опасно.

Помню, как однажды рассматривалось дело Библиотеки. Нас тогда обвиняли в насаждении вредной буржуазной культуры. Жуткая была проверка. Чуть ли не полы вскрывали. Я даже сказала, выйдя из себя, одному из проверяющих: "Вы что, оружие что ли ищете? Так здесь только книги". А затем на заседании комиссии меня обвинили во всех смертных грехах. И вдруг за меня заступилась председательница этой комиссии, как жаль, что я забыла ее фамилию. Она вдруг сказала совершенно правильные, нормальные слова, что Библиотека нужна, она несет народу культуру, воспитывает новую интеллигенцию. И меня отпустили с миром домой. <…> И я такая счастливая шла. Это была настоящая помощь. Вообще, вокруг Библиотеки было много друзей, и многие нам помогали. Спасибо им.

— Но и вы помогли очень многим, принимали на работу ученых, в том числе генетиков, которых не брали никуда, у вас работали правозащитники и близкие им люди, словом, Библиотека иностранной литературы была для многих последним прибежищем и спасением.

— Я считала своим долгом помогать нашей интеллигенции и делала все, что могла.

Так закончилось это импровизированное интервью. Сейчас, прослушав впервые этот текст через три года после того, как он был записан, мы поразились остроте суждений этой, в общем-то, очень старой женщины. Но к Маргарите Ивановне понятие "старость" никак не подходило. Читая в 1991 г. текст этой записи, видишь, что кое-что, о чем говорила тогда Маргарита Ивановна, сдвинулось с места, решается, и, самое главное, ожила ее родная Библиотека — все более возвращая себе приоритет одного из культурных центров столицы.

Безмерно жаль, что Маргарита Ивановна не закончила, как хотела, свои воспоминания. Понимала, что это нужно, но усадить себя за стол и предаться одинокому труду не могла. Она была деятелем. Ей нужны были слушатели. Мы советовали М.И. избрать форму писем к внуку, который тогда служил в армии. Она как будто соглашалась и даже воодушевлялась, говорила, что обязательно хочет написать для внуков историю своего рода, что все же сделала. И то, что сын Маргариты Ивановны Адриан Рудомино сумел собрать воедино ее разрозненные мемуарные записи и подготовить эту книгу — большая удача для всех, кто ее прочтет. Ибо современный читатель узнает о совершенно уникальной судьбе одной из великих русских женщин XX века, талантом, настойчивостью, обаянием и интеллектом сумевшую совершить, вопреки тысячам препон и опасностей: революций, террора, войн, чиновничьему равнодушию и гонениям — великое дело культурного строительства — создать свою Библиотеку, которой нет равной в мире. Трудно найти в истории русской культуры XX века кого-то похожего на Маргариту Ивановну Рудомино. Она была настоящим Героем Труда. Пожалуй, ее можно сравнить и поставить в один ряд с профессором И.В.Цветаевым, строителем и создателем Музея изящных искусств им. Александра III в Москве (ныне знаменитый Государственный музей изобразительных искусств им. А.С.Пушкина на Волхонке). Тот же совершенно героический путь от замысла к завершению нового прекрасного Дома — у него — для классических слепков с римских и греческих подлинников; у нее — для иностранных книг. И та же ежедневная, изнурительная, отчаянная борьба за свое детище. Все же И.В.Цветаеву, пожалуй, было легче. У него был достойный меценат, миллионер В.Нечаев-Мальцев, который порой со скрипом, часто из последних сил, но финансировал строительство, сознавая значение Музея для России. А М.И.Рудомино приходилось сражаться с государством, с бюрократами за свою Библиотеку, за свою воплощающуюся идею. И то, что в Москве есть Музей изобразительных искусств, которому давно пора присвоить имя И.В.Цветаева, и Библиотека иностранной литературы им. М.И.Рудомино, заслуга этих двух выдающихся людей. "Отец и его Музей" назвала Марина Цветаева свой очерк "Мама и ее Библиотека", говорят дети М.И., считая, как это было и у Цветаевых по отношению к Музею, Библиотеку членом своей семьи.

Как-то за большим столом в саду в Барвихе обедали человек десять. Было начало перестройки, и все оживленно обсуждали "кадровые" вопросы: кого куда назначили, перевели, сняли или снимут на разных уровнях — от тех или иных ведомств до самого верха. Словом, обычный политизированный разговор, характерный для того времени. Маргарита Ивановна не принимала в нем участия, а потом, когда присутствующие молча стали отдавать дань еде, сказала тихо, с сожалением: "Какие все ничтожные темы теперь для разговора. Раньше говорили об искусстве, литературе, а сейчас…" Это не значит, что ее не волновала "современность", просто она справедливо полагала, что политике уделяется слишком много внимания, в ущерб более значимым вещам. По-настоящему ее интересовало то, что являлось производным от политических перемен: та самая гласность, с которой в нашу жизнь потоком хлынула запрещенная ранее литература, в частности обилие всякого рода фактографии. Будучи ровесницей века, с юных лет находившаяся в центре культурной жизни, она, вероятно, именно в это время поняла, что только сейчас могла бы рассказать о людях и событиях полную правду. В то же время получалось так, что приходили все новые и новые издания, страшно интересно было читать — она жаловалась, что не справляется со всем этим обилием новой литературы, где уж тут было выбрать время для работы. Все-таки годы сказывались. В ее мемуарах много места было бы уделено, конечно, взаимоотношениям с высшими чиновниками от культуры. И если рассказы Маргариты Ивановны о хамстве Фурцевой не удивляли, то образ интеллигентного наркома просвещения Луначарского для многих оказался неожиданным. Нас, в частности, позабавил рассказ Маргариты Ивановны о том, как Луначарскому приглянулась большая квартира, в которой Маргарита Ивановна собирала библиотеку и где жила сама, — дом на углу Денежного, и именно там сейчас музей-квартира Луначарского. Так вот, Луначарский с Розенель бесцеремонно приехали торопить Маргариту Ивановну, чтобы она побыстрее освободила помещение. Маргарита Ивановна стала объяснять, что ведь при ней библиотека, надо ее перевозить. Луначарский настаивал, а Розенель, молча поглощавшая привезенную с собой клубнику, вдруг схватила корзину и запустила в Маргариту Ивановну. К счастью, попала в стенку… Было совершенно ясно, что Маргарита Ивановна делала свое дело, с первых дней преодолевая невообразимые препятствия, порой рискуя весьма серьезно.