Книги моей судьбы: воспоминания ровесницы ХХ в. - [133]
Конечно, мы страшно отстали. Ведь нашим читателям и многим библиотекарям даже представить себе трудно, да нет, не трудно, невозможно, как организована, механизирована, автоматизирована, компьютеризирована библиотечная деятельность в нормально развитых, цивилизованных странах. Мы находимся даже не в детском, в младенческом возрасте по сравнению с тем, что есть за границей. Я знаю все крупные библиотеки мира, как один из руководителей ИФЛА я неоднократно бывала в них. Впервые я подробно знакомилась с организацией этого дела в 1967 г. в Канаде. Вот уже когда начали всерьез заниматься техническим оснащением библиотек на Западе. А у нас ведь ничего нет. Или почти ничего. Когда я 14 лет назад уходила из Библиотеки иностранной литературы, там были зачатки механизации — выдачи книг, справочной работы, обработки литературы и т. д. Но за эти годы я не слышала, чтобы там в этом деле что-то развивалось, скорее наоборот. Ведь в мире существует целая индустрия, создающая всяческое оборудование для библиотек, а мы не можем толковых книжных полок сделать. Вот чем надо заниматься. Государство должно помочь вернуть престиж библиотеке, разработать программу их развития. Я думаю, что и вновь возникающие фонды, например Фонд культуры, должны уделять внимание библиотекам. Их же надо спасать.
— А как вы думаете, Маргарита Ивановна, должен ли каждый новорожденный фонд создавать свою библиотеку?
— Конечно, каждая культурная организация или считающая себя таковой, фонд культуры например, должна иметь хорошую справочную библиотеку. Создавать же новые крупные научные библиотеки — для нас сейчас, по-моему, излишняя роскошь. Давайте в тех, что есть, наведем порядок, чтобы хоть книги навалом не лежали, как в церкви в Узком, куда буквально свалены великолепные трофейные библиотеки, никому оказавшиеся не нужными. Так давайте наконец вернем их и другие вывезенные в нашу страну после войны книги (а их многие тысячи) былым владельцам. В обмен на наши вывезенные ценности. Вот чем должен заниматься, в частности, Фонд культуры.
Нет у нас и хорошо работающего общества библиотечных работников. А ведь было такое общество до революции, было, видимо, по инерции, в начале революции, была ассоциация библиотек перед войной. Сейчас же нет ничего. Нет общения библиотекарей, они, собравшись вместе, не обсуждают профессиональные проблемы, да и узнают о проблемах своих коллег из газет да телевизионных передач. Это же не дело. Есть ведь Международная федерация библиотечных ассоциаций, предполагается, что в каждой стране, входящей в Федерацию, есть свое общество или комитет. У нас же существует забюрократизированный Совет по библиотекам при Министерстве культуры. Но это совсем не то. Это, в основном, руководители библиотек, часто люди случайные, как и те, кто ведает библиотеками в Министерстве культуры СССР. Нам нужна добровольная ассоциация творчески работающих профессионалов. Только от нее будет толк и польза обществу и работникам библиотек. Создать такое общество не может государство, так, может быть, Фонд культуры возьмется за это? Такие общества есть во многих странах — Германии, Соединенных Штатах Америки и других. У меня большая переписка с моими коллегами из разных стран. Вот, например, мой старый друг, бывший директор Филадельфийской библиотеки Эмерсон Гринуэй. Ему тоже уже за 80, но он активно сотрудничает в библиотечном обществе.
Они регулярно собираются в разных городах США, обсуждают возникающие проблемы библиотечного дела, работают над созданием новых библиотек, в том числе занимаются проблемами архитектуры библиотечных зданий, организуют помощь библиотекарям и т. д. Вот чего нам не хватает. Конечно, сами библиотекари должны наконец стать активнее, освободиться от диктата Министерства культуры и организоваться в свой творческий союз. Ведь есть, например, Союз театральных деятелей, почему же не быть Союзу библиотечных работников?
И, безусловно, у нас совершенно провалено библиотечное образование. Когда-то современный Институт культуры был Библиотечным институтом. Он действительно готовил квалифицированных библиотекарей. Тогда были споры о том, что надо иметь два таких института или создать библиотечные факультеты при университетах (как создал в Вильнюсском университете мой старый друг Л.И.Владимиров), или хотя бы иметь библиотечную специальность на последних курсах тех же университетов по каждой из факультетских специальностей. Очень, кстати, неплохая, на мой взгляд, идея. Увы, все это не осуществилось, и в Московском институте культуры хотя и осталась библиотечная специальность, но в основном, мне кажется, там уделяют внимание подготовке работников для клубов — аккордеон, дискотеки, пение и т. д. Это, наверное, важно, но поверьте моему опыту — хорошее библиотечное образование для страны важнее.
А кто руководит сейчас библиотечным делом в стране? Я помню, что в самом начале при Наркомпросе было управление по научным библиотекам и им руководил В.Я.Брюсов. Тогда, кстати, научные библиотеки были хорошо организованы, достаточно финансировались, и всякая новая мысль в библиотечном деле поддерживалась. И наша библиотека тогда родилась, разве это могло случиться без большой поддержки? В наши же дни никакого серьезного внимания к библиотекам не ощущается. Потеряно даже много из того, что было завоевано с большим трудом и жертвами. Ведь в страшное время мы работали.
Один из величайших ученых XX века Николай Вавилов мечтал покончить с голодом в мире, но в 1943 г. сам умер от голода в саратовской тюрьме. Пионер отечественной генетики, неутомимый и неунывающий охотник за растениями, стал жертвой идеологизации сталинской науки. Не пасовавший ни перед научными трудностями, ни перед сложнейшими экспедициями в самые дикие уголки Земли, Николай Вавилов не смог ничего противопоставить напору циничного демагога- конъюнктурщика Трофима Лысенко. Чистка генетиков отбросила отечественную науку на целое поколение назад и нанесла стране огромный вред. Воссоздавая историю того, как величайшая гуманитарная миссия привела Николая Вавилова к голодной смерти, Питер Прингл опирался на недавно открытые архивные документы, личную и официальную переписку, яркие отчеты об экспедициях, ранее не публиковавшиеся семейные письма и дневники, а также воспоминания очевидцев.
Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».