Книги Иакововы - [62]

[57], что к меня странно запирало дух, поскольку никогда не видел я графа вблизи, пускай и такого странного.

Чем больше знакомились мы с этим Моливдой, тем сильнее он нас удивлял. Мало того, что бегло читал и говорил по-древнееврейски, так он еще знал и основы гематрии! И быстро он проявил знания, которые далеко превосходили горизонты обычного гоя. А еще говорил по-гречески, и даже турецкий язык углубил до такой степени, что мог выписывать расписки по-турецки.

Однажды у Изохара появился Това из Никополя, которого тогда мы еше не знали, но о котором слышали самые замечательные вещи, а так же изучали его книгу и его поэзию. То бы скромный и замкнутый в себе человек. Повсюду его сопровождал его тринадцатилетний сын, красивый мальчик, и вместе они выглядели, как будто бы ангел заботился о мудреце.

Диспуты, которые начали вестись по причине его приезда, ввели нас в совершенно иные регионы исследований.

Изохар говорил:

- И нет смысла уже ожидать великих событий, затмений солнца или наводнений. Странный процесс спасения осуществляется вот здесь, - хлопнул он себя в грудь так, что прямо загудело. – Мы поднимаемся из глубочайшего дна, как и оно само, поднимаясь и опадая, постоянно сражаясь с силами зла, с демонами темноты. Давайте освободимся, станем внутренне свободными, даже если бы здесь, в широком свете, пришлось бы нам стать невольниками... только тогда мы поднимем Шехину из праха, мы – мааминим, истинно верующие.

Я записывал эти слова с радостным удовлетворением. Именно так следовало понимать поведение Шабтая. Он избрал свободу в сердце, а не волю в широком мире. Перешел в ислам, чтобы оставаться верным своей миссии спасения. А мы, глупцы, ожидали, будто бы он появится перед дворцом султана с тысячами воинов с золотыми щитами. Мы были словно дети, которые желают волшебных игрушек, achaia aynayim, иллюзий, магии для малых.

Те из нас, которые считают, будто бы Бог обращается к нам через внешние события, не правы, они будто дети. Он обращается шепотом в самые глубины души.

- Велика это загадка и необыкновенная тайна, что искупителем становится тот, кто более всего угнетен, кто достал до дна бездны наихудшего мрака. Теперь мы ожидаем его возвращения; он станет возвращаться под различными обличьями, пока тайна не претворится в одном – когда Бог воплотится в человека, когда наступит Девекут[58]и воцарится Троица. - Слово "Троица" Изохар произнес тише, чтобы не раздражать тех, которые считали, что столь слабый Мессия является слишком христианским. Но разве всякая религия не обладает какой-то правотой? В каждой из них, даже наиболее варварской, тоже проблескивают искры божественности.

И тут из дымовых испарений отозвался реб Мордке:

А может Мессия дал нам пример, что и мы должны отправиться за ним в тот мрак? В Испании многие приняли веру Эдома.

- Боже упаси, - возразил ему Това. – Не нам, малым, подражать Мессии. Только лишь он в состоянии войти в болото и грязь, погрузиться в них целиком и выйти из всего этого незапятнанным, совершенно чистым и непогрешимым.

Това считал, что слишком близко к христианству подходить не следует. Когда потом, в возбуждении, мы дискутировали с другими о Троице, он утверждал, что христианское учение о Троице является испорченной версией древнего учения о тайне божества, которую сегодня никто уже не помнит. Троица является его тенью и ошибочной версией.

"Держитесь подальше от Троицы", - остерегал он.

Этот образ хорошо впечатался мне в память: трое зрелых мужчин, бородатых, окутанных дрожащим светом масляной лампы, целыми вечерами рассуждающие о Мессии. Каждое письмо, приходящее от собратьев из Альтоны или Салоник, из Моравии, Львова или Кракова, из Стамбула или Софии, было причиной бессонных ночей, и в то смирненское время наше мышление становилось более согласным. Изохар казался наиболее сдержанным. Това же бывал саркастичным, и я должен признать, что избегал его гневного взгляда.

Да, мы знали, что с тех пор, как пришел он, Шабтай Цви, у мира другое лицо - обеспокоенное, и хотя явится таким же самым, однако, это уже совсем другой мир, чем был раньше. Старые законы уже не обязательны к исполнению; заповеди, которые мы в детстве с верой соблюдали, утратили смысл. Тора, вроде бы, та же самая, буквально в ней ничего не поменялось, букв никто в ней не переставлял, только вот уже нельзя ее читать по-старому. В старых словах объявляется совершенно новое значение, и мы его видим и понимаем.

Кто в этом искупленном мире держится старой Торы, тот отдает честь мертвому миру и мертвому закону. Тот грешник.

Мессия исполнит свое болезненное путешествие, изнутри уничтожая пустые миры, разбивая в прах мертвые законы. Так что следует уничтожить старые порядки, чтобы воцарились уже новые.

Неужто науки и письма не показывают нам того четко, что Израиль именно потому и был распылен по миру, чтобы собрать из него все искры святости, даже из самых дальних уголков земли, из самых глубоких бездн? Разве Натан из Газы не учил нас еще кое-чему – что иногда искры те застряли столь глубоко в теле материи, словно драгоценные камни, упавшие в навоз? В труднейших моментах тиккун