Книги Иакововы - [42]
Толпа играет самыми разными красками, говорит на самых разных языках, раскладывает на продажу разнообразные товары: пахучие приправы, яркие ковры, турецкие лакомства, настолько сладкие, что после них от удовольствие сознание теряешь, сушеные финики и изюм всяческого сорта, красиво окрашенные кожаные чувяки, расшитые серебряной нитью…
- У многих наших имеются там свои лавки, либо же они содержат там факторов, ла и некоторые из нас прекрасно знают это благословенное место.
Нахман поудобнее устраивается на сидении и глядит на старого Шора, только на лице Элиши ничего нельзя прочитать, и оно не реагирует хотя бы малейшим движением век.
Гость снова глубоко вздыхает и какое-то время молчит, таким образом он царит над собственным и чужим нетерпением. Глаза всех присутствующих, кажется, его подгоняют и говорят: Давай, давай, человек – ведь они прекрасно знают, что собственно рассказа он еще и не начал.
Поначалу Нахман рассказывает о невесте. Когда он говорит о ней, о Хане, дочери великого Товы, он неосознанно делает рукой несколько мягких движений, очень деликатных, благодаря чему, делая собственные слова бархатистыми. Глаза старого Шора на миг сужаются, словно бы в довольной улыбке: именно так и следует говорить о невестах. Слушатель покачивают головами, они тоже удовлетворены. Красота, мягкость и понятливость девушек – это надежда всего народа. И вновь, когда звучит имя отца Ханы, в комнате раздается несколько причмокиваний, так что Нахман опять ненадолго замолкает, чтобы дать слушателям достаточно времени нарадоваться всем этим. Тем, как мир дополняется, вновь складывается. Тиккун начат.
Свадьба состоялась в Никополе несколько месяцев назад, в июне. Про Хану мы уже знаем. Отец невесты – это Иегуда Това ха-Леви, мудрец, великий хахам[44], произведения которого добрались даже сюда, до Рогатина, и они имеются в шкафчике Элиши Шора; совсем недавно он их изучал. Хана – единственная дочка Товы среди множества сыновей.
Чем заслужил ее тот Иаков Лейбович, это до сих пор неясно. Кто этот человек, о котором с таким волнением рассказывает Нахман? И почему о нем? Иаков Лейбович из Королювки? Нет, из Черновцов. Наш это или не наш? Ну как же, должен быть наш, раз Нахман о нем говорит. Это человек отсюда; кто-то вспоминает, что знавал его отца, так что не он ли – это внук Йенты, которая лежит в этом доме и умирает? Все глядят теперь на Израиля из Королювки и на его жену Соблю, но те, еще не зная, что же будет сказано, сидят тихонечко. Лицо женщины покрывается густым румянцем.
- Иегуда Лейб из Черновцов, это он отец того Иакова, - говорит Элиша Шор.
- Так он был раввином в Черновцах, - припоминает Моше из Подгаец.
- А сейчас там раввином… - резко отзывается Йерухим, что торгует с Шорами. – Детей в ешиве писать учил. Бухбиндер, так его прозывали.
- Это брат Моисея Меира Каменкера, - уважительно говорит Шор, после чего ненадолго опять делается тихо, поскольку Каменкер этот уже сделался героем: возил запретные священные книги правоверным братьям из Германии, по причине чего на него наложили проклятие.
И тут уже вспоминают. Теперь все перебивают один другого, что Иегуда этот был поначалу арендатором в Бережанце и Черновцах, служил пану и собирал от крестьян налоги. Вроде бы, как-то раз случилось, что мужики его побили. Когда же он донес на них пану, тот приказал так их отделать, что один из них от того умер, и тогда Бухбиндеру пришлось попрощаться с округой, потому что мужики никогда не дали бы ему покоя. К тому же, и евреи были к нему враждебно настроены, потому что он открыто читал письма Натана из Газы. Странный то был человек, порывистый. Кто-то вспоминает, как после проклятия, наложенной на его брата, раввины прицепились и к Лейбу, так что он, в конце концов, от службы отказался и отправился в Черновцы, в Валахию, где под правлением турок можно было жить спокойнее.
- Всегда их к туркам тянуло, так они казаков боялись, - прибавляет еще Малка, сестра Шора.
Нахман понимает, что фигура отца Иакова им неприятна. Чем больше узнают о нем, тем хуже для сына. Так что к отцу он уже не возвращается.
Всегда это остается великой истиной: никакой пророк не может быть своим, каким-то образом он обязательно должен быть чужой. Он должен прибыть из чужой земли, появиться ни с того. Ни с сего, показаться странным, необычным. Его обязана окутывать тайна, хотя бы такая, как у гоев, что родился он от девы. Он обязан ходить не так, говорить по-другому. Лучше всего было бы, если бы родом он был из невообразимых мест, оттуда, откуда прилетают экзотические слова, никем не пробованные блюда, никем не нюханные запахи – мирра, померанцы.
