Книги, годы, жизнь. Автобиография советского читателя - [38]
Существенно, что мне очень редко приходилось участвовать в сознательном обмане и умолчании. Отчетливо помнится только эпизод с книгой Московича. Студентам я всегда говорила то, что хотела и думала; кажется, за это меня и любили, да еще за всегдашний неподдельный интерес к их бытию (был, конечно, и профессионализм, и исследовательский драйв, но я сейчас не об этом). В партию мне вступать не то что сознательно не хотелось (это ведь было очень мощное карьерное подспорье, особенно для университетского преподавателя), а как-то не тянуло – тоже подсознательно. Но вера в святость революционных идеалов, в подлинность Октября жила долго. Очень долго. Я, пожалуй, и сейчас не зачеркиваю эту подлинность.
Забавно, но очень много толчков для критического осмысления окружающей действительности дали русская классика и биографическая литература. В частности, биография Ленина. Ведь подумать только: родному брату казненного за подготовку к цареубийству спокойно вручили золотую медаль после окончания гимназии! И дали поступить в университет…
Вернусь, однако, к повседневному кругу чтения (и слушания!) 1970-х. Получилось так, что в нашем кругу место современной прозы оказалось занято авторской песней. Галич, Окуджава, Высоцкий – боги второй половины шестидесятых и нескончаемых семидесятых. Скажу без преувеличения, что их песни знали, слушали и пели все (первым по популярности оставался, конечно, Высоцкий). Этот небывалый доселе сгусток словесной культуры сформировался, расцвел и начал осыпаться практически на моих глазах, и вот что мне сейчас думается о причинах наблюдаемого процесса.
Информационная революция, ворвавшаяся в нашу жизнь на плечах революции научно-технической, привела к необратимым изменениям человеческого восприятия. Радио, телевидение, позже интернет сузили доходящие до широких масс вербальные объемы, и это породило необходимость интегрального искусства – интеграции слова и музыки, слова и авторского исполнения, слова и графически-живописной компоненты, слова и театрализованного действия. Авторская песня спрессовывала в единый, доступный для локального восприятия художественный факт массу социальной, исторической, эмоциональной, личностной информации, а ее сюжетность, разворачивающаяся во времени и оправленная музыкальными рамками, отграничивала этот факт от привычной формы лирического стихотворения. В сущности, многие произведения Галича, Высоцкого, Окуджавы напоминают микророман – психологический, плутовской, сатирический, лирический.
Первая услышанная мной (как ни смешно, в нашем студенческом женском туалете – месте секретных излияний) песня Галича «Про маляров, истопника и теорию относительности» долго оставалась анонимной, но остроумие и залихватский напев сделали ее непременной участницей студенческих и семейных застольных посиделок. Чуть позже до нас доплыли «Облака», уже под именем автора, и восхитили всех. Горькая насмешка над «сладкой» жизнью реабилитированных таким семьям, как наша, была близка и понятна:
Помнится, маму особенно поразила строчка о зубах – как о несомненном и убедительном свидетельстве советского материального благополучия.
К концу шестидесятых с магнитофона лавиной полилась жгучая современность, с особым, «галичевским» прононсом.
(«Красный треугольник»)
Да, недаром после выступлений Галича в Париже русские эмигранты первой волны недоумевали: талантливо, зажигательно, только на каком языке он поет?! Однако для нас каждая деталь, каждое слово попадали не в бровь, а в глаз: сардельки и сосиски уже с начала шестидесятых были вожделенным дефицитом, который удавалось «поймать» в определенные дни в служебных буфетах; практически всем была знакома липкая атмосфера нездорового любопытства при публичном обсуждении абсолютно частных и интимных жизненных ситуаций и жуткое чувство робкого страха одиночки, стоящего перед распаленной аудиторией.
(«Баллада о прибавочной стоимости»)
Политэкономия (как капитализма, так и социализма) входила в обязательный пакет общественных дисциплин во всех вузах. «Марксистскую научность» советские специалисты обязаны были знать назубок. История о бедолаге, получившем «капиталистическое» наследство и нарвавшемся на фингальскую «революцию» и национализацию земель, фабрик и заводов, наглядно разоблачала опостылевшую ложь о благом отсутствии частной собственности, и мы с наслаждением распевали:
Бешеным успехом пользовался цикл о Климе Петровиче Коломийцеве, «Песня-баллада про генеральскую дочь» и многое, многое другое. Все, конечно, со слуха:
Иван Александрович Ильин вошел в историю отечественной культуры как выдающийся русский философ, правовед, религиозный мыслитель.Труды Ильина могли стать актуальными для России уже после ликвидации советской власти и СССР, но они не востребованы властью и поныне. Как гениальный художник мысли, он умел заглянуть вперед и уже только от нас самих сегодня зависит, когда мы, наконец, начнем претворять наследие Ильина в жизнь.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)
Лев Львович Регельсон – фигура в некотором смысле легендарная вот в каком отношении. Его книга «Трагедия Русской церкви», впервые вышедшая в середине 70-х годов XX века, долго оставалась главным источником знаний всех православных в России об их собственной истории в 20–30-е годы. Книга «Трагедия Русской церкви» охватывает период как раз с революции и до конца Второй мировой войны, когда Русская православная церковь была приближена к сталинскому престолу.
Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.
В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.
Сборник содержит воспоминания крестьян-мемуаристов конца XVIII — первой половины XIX века, позволяющие увидеть русскую жизнь того времени под необычным углом зрения и понять, о чем думали и к чему стремились представители наиболее многочисленного и наименее известного сословия русского общества. Это первая попытка собрать под одной обложкой воспоминания крестьян, причем часть мемуаров вообще печатается впервые, а остальные (за исключением двух) никогда не переиздавались.
Внук известного историка С. М. Соловьева, племянник не менее известного философа Вл. С. Соловьева, друг Андрея Белого и Александра Блока, Сергей Михайлович Соловьев (1885— 1942) и сам был талантливым поэтом и мыслителем. Во впервые публикуемых его «Воспоминаниях» ярко описаны детство и юность автора, его родственники и друзья, московский быт и интеллектуальная атмосфера конца XIX — начала XX века. Книга включает также его «Воспоминания об Александре Блоке».
Долгая и интересная жизнь Веры Александровны Флоренской (1900–1996), внучки священника, по времени совпала со всем ХХ столетием. В ее воспоминаниях отражены главные драматические события века в нашей стране: революция, Первая мировая война, довоенные годы, аресты, лагерь и ссылка, Вторая мировая, реабилитация, годы «застоя». Автор рассказывает о своих детских и юношеских годах, об учебе, о браке с Леонидом Яковлевичем Гинцбургом, впоследствии известном правоведе, об аресте Гинцбурга и его скитаниях по лагерям и о пребывании самой Флоренской в ссылке.
Любовь Васильевна Шапорина (1879–1967) – создательница первого в советской России театра марионеток, художница, переводчица. Впервые публикуемый ее дневник – явление уникальное среди отечественных дневников XX века. Он велся с 1920-х по 1960-е годы и не имеет себе равных как по продолжительности и тематическому охвату (политика, экономика, религия, быт города и деревни, блокада Ленинграда, политические репрессии, деятельность НКВД, литературная жизнь, музыка, живопись, театр и т. д.), так и по остроте критического отношения к советской власти.