Книга Зимы - [133]

— Подождите, — услышала она голос Эридана.

С ее глаз сняли повязку и нанесли какую-то новую мазь. Она отличалась по консистенции и запаху, была более плотной, словно масло, и пахла кровью, животным жиром, тухлятиной и какой-то химической горечью. Глаза сразу же стало щипать.

— Жжет, — пожаловалась она.

— Сильно?

— Неприятно.

— Зариллон предупреждал, что такое возможно, — объяснил паладин. — Скажи, если станет нестерпимо.

Девушка согласно кивнула. Послышался крик Каленгила:

— Вы мне кислоту в глаза втираете?

Дождавшись, когда закончат перевязку, девушка шикнула на зеленого:

— Не притворяйся, не так уж и больно. Или ты такой чувствительный?

Ненадолго замолчав, гвардеец произнес плаксивым голосом:

— Да, мамочка, пожалей меня.

Эридан издал отчетливый смешок.

— Иди сюда, пожалею, — произнесла тифлингесса нехорошим тоном, — только потом не жалуйся.

Повисло двухсекундное молчание, после которого зеленый спросил с наигранным страхом:

— Господин, она достала нож?

— Успокойтесь, — фыркнул паладин, — если вас это обрадует, то все мы намазались этой мазью. Теперь мы все пахнем мертвечиной. На нее вся надежда. Зариллон говорит, что первым делом устранит нашу заразность, а затем и саму болезнь.

После перевязки выдали завтрак. Поев, Кьяра немного прошлась вокруг своей койки, разминая конечности. Находившись, прилегла плести узлы на веревке, тренируя ловкость рук. Каленгил мурлыкал песенки. Эридан, судя по звукам, наматывал круги по лазарету, периодически откликаясь на зов медиков. Кажется, он стал своего рода помощником лекарей, но не противился этому. Наоборот, он был жутко рад возможности быть при деле.

— Еще немного, и я покроюсь мхом, — пожаловался Каленгил.

— Нормально, будет гармонировать с волосами, — хихикнула тифлингесса.

— Не хочу становиться мшистым бревном, — фыркнул в ответ зеленый. — Верну зрение, и тогда буду бегать кругами по лагерю.

Спустя некоторое время жжение в глазах усилилось.

— Становится все неприятней, — тихо поделилась она ощущениями с пробегающим мимо паладином.

— Я тоже это чувствую, — ответил тот, — надеюсь, это нормально.

Девушка безмолвно кивнула в ответ. Что ж, ей приходилось ощущать и не такое, подобную боль пока еще можно было игнорировать.

Спустя час Кьяра вдруг услышала волну криков, а после почувствовала такую нестерпимую боль, словно в глазницы ей залили раскаленный металл. Она громко зашипела:

— Кажется, это средство нас доконает!

Каленгил ничего не ответил ей. Девушка услышала, как он закричал, но этот крик потонул в душераздирающем шуме. Лазарет, казалось, сошел с ума. Так, наверное, кричат лемуры, вылезая из Стикса. В этой какофонии звуков, чародейка уловила голос Эридана. Тот пытался докричаться до мага. В голове мелькнула мысль: неужели волшебник оказался врагом? Стало страшно. Кто-то схватил девушку за шкирку и поволок прочь от койки.

— Что происходит?! — закричала она.

— Сейчас, подожди, — послышался голос Эридана.

Тифлингесса почувствовала прикосновение чего-то теплого и мокрого к своим глазам. Жжение начало затихать, и, наконец, боль прекратилась.

— Мазь… слишком… ядреная, — прошипел Эридан сквозь стиснутые зубы.

Кьяра открыла глаза. Свет. Она, определенно, вновь начала различать его. Вокруг все еще раздавались звуки суматохи. Каленгил прекратил кричать, зато над ухом раздался вопль паладина:

— Зариллон, проклятье! Внесите снег!

Присев на край чьей-то койки, девушка постаралась никому не мешать. Через несколько минут крики стихли.

— И скажи теперь, что это не кислота, — произнес Каленгил страдальческим голосом.

— Ага, — мрачно ответила тифлингесса. — Я чуть-чуть вижу свет, а ты?

— И я, — сказал зеленый. — А еще чувствую, что у меня глаза зажарились как яичница.

Кто-то взял девушку под локоть и повел куда-то, усадил на койку и оставил в покое. Пошарив рукой по кровати, Кьяра нащупала сумку. Да, это была ее кровать. В лазарете все еще раздавались редкие крики, но они быстро стихали. Через полчаса напряженного вслушивания, до уха Кьяры долетел звук знакомого голоса. Янтарь. Впервые кто-то из драколюдов сказал хоть слово. Она почувствовала облегчение. Вновь появилась надежда на хороший исход.

Примерно через час послышался голос Эридана:

— Как вы?

— Все так же слеп, но хотя бы не поджарен, — буркнул Каленгил.

— Зариллон не предусмотрел такой бурной реакции… — вздохнул белобрысый. — Он снизит концентрацию, и мы попробуем опять. С другой стороны, всем резко стало лучше.

— Как остальные? — поинтересовался гвардеец.

— Янтарь и Арум, наконец, начали говорить, но речь у них бессвязная. Эрта… не приходила в себя, но медики говорят, что гниение приостановилось.

Голос у него был очень измотанный.

— Я буду молиться Темпусу за своих братьев и госпожу Эрту, — произнес Каленгил, и голос его был необычайно серьезен.

— Спасибо, — откликнулся Эридан, — немного помощи свыше нам бы не помешало.

Паладин ушел, а Каленгил действительно начал вполголоса читать молитву на эльфийском, и делал это столь самозабвенно и долго, что в искренности его намерений сомневаться не приходилось. После обеда глаза им вновь намазали чем-то, что пахло как и предыдущая мазь. Вновь почувствовалось легкое жжение, но через несколько минут ощущение полностью забылось. Эридан периодически подходил и справлялся о состоянии Кьяры и Каленгила, но был удивительно немногословен. В его голосе стало еще больше усталости.