Книга воспоминаний - [339]

— Голубчик, вот Вы где, идите скорее, Вы так мне нужны! Дело в том, что я назначил тут встречу с местными властями. Я не знаю их языка, они не знают моего языка, будете переводить.

Я сказал, что я из политуправления с таким-то заданием.

— Но ведь Вам негде жить, приходите к нам, будете нам помогать.

Тут бесшумно стали входить какие-то люди в самом диком виде: кто в хорошем пальто, но без шляпы (потеряна где-то), кто в спортивной одежде, кто в какой-то рвани. Это оказался муниципалитет, избранный еще до немцев. Председателя не было (был такой социал-демократ Дсльвик; он пока продолжал скрываться). Возглавлял пришедших пожилой человек, очень представительный, какой-то надежный, — потом выяснилось, что это был Боргсн, директор школы и председатель еще предшествовавшего муниципального совета, представитель правой партии. Когда все собрались, полковник Рослов мне говорит:

— Ну вот, скажите им… — А я ему:

— Подождите, товарищ полковник, сейчас будет речь. По выражению лица представителя муниципалитета я видел, что он рожает спич. И я не ошибся. Он вышел вперед и сказал:

— Господа, на мою долю выпала необыкновенная честь: первым из официальных представителей моей страны приветствовать освободительную армию на нашей территории… — и т. д.

Я быстро переводил.

В конце речи Рослов меня спрашивает:

— А что я должен ему сказать? — Я говорю:

— Скажите что-нибудь, а уж я переведу. — Он действительно сказал «что-нибудь», а я перевел в нужном стиле.

Дальше пошли деловые разговоры: о том, что надо вывести население из-под земли, что наши части будут выдавать питание, так как есть этим людям было совершенно нечего. Словом, речь шла о самом главном.

После разговора с муниципалитетом я простился с полковником Рословым и пошел в город. Я даже не знаю, почему не пошел с ним сразу в комендатуру. Вероятно, нужно было не столько ему. сколько себе показать, что я не завишу от комендатуры и имею собственные задания. Я хорошо знал, что такое военное начальство, и не хотел иметь сразу две беды на свою голову.

Уже стемнело, и я немногое успел рассмотреть.

Город лежал на маленьком полуострове и тянулся от въезда с шоссе до крайнего мыса примерно на километр или чуть больше. С одной стороны над городом был обрыв: окаймляла город скала. С двух сторон было море и причалы.

Все было разрушено.

На конце мыса раньше находился завод, железоделательный. Он перерабатывал руду ближайших рудников. Теперь его не было, только по старым фотографиям я потом узнал, каким он был, — например, что здесь высились две огромные трубы. Вес на территории завода было перекорежено, по руинам было трудно даже лазить. Тут же рядом стояла школа, когда-то самое большое здание в Киркснссс, в четыре этажа, железобетонное. Наверное, считалось очень красивым. Под него была заложена торпеда — не поленились немцы сюда ее довезти и подложить! Взрыв перекосил нижние этажи, а верх держался.

Тут-жс еще дальше на мысу стояла раньше и церковь. Сейчас она тоже была руинами, наподобие раскопок Херсонсса: сохранился только фундамент.

Во всем городе уцелело очень немного домов. Красные домишки рыбаков я обнаружил не сразу: они стояли под обрывом над морем, всего домов шесть или восемь. И около убежища, где я побывал, шагах в 50 вверх по улице тоже сохранилось несколько домов: три, не подряд, по одной стороне и один на другой; эти были совершенно цслсхоньки.[329]

В первом доме — крайнем, белом двухэтажном деревянном доме, обшитом вагонкой, и помещалась комендатура. Туда я и пришел примерно через полчаса. Света не было. Достали где-то фонарь «летучая мышь», керосиновый (и даже с керосином), и зажгли.

Нас было сначала трос: полковник Рослов, лейтенант Грицанснко и я; в тот же вечер появился некий подполковник, который ведал трофейным имуществом. Он должен был после боев регистрировать и вывозить трофеи.

Пришел он, ругаясь: по донесениям числились танки, машины, пушки, стрелковое оружие — ничего этого найти было нельзя. Во-первых, потому что одни и тс же трофеи регистрировали последовательно разные проходящие части, и таким образом всего оказывалось много больше, чем на самом деле. Во-вторых, все было оставлено в таком виде, что воспользоваться этим было уже невозможно. Подполковник был в большом затруднении: вывозить было нечего, а приказ надо было как-то выполнять.

Мы ему очень обрадовались, так как он приехал на «виллисе» и привез сухари и несколько бутылок трофейного эрзац-рома. Сухарей был большой запас, и мы питались ими по меньшей мере две недели. Вскоре лейтенант Грицанснко раздобыл еще порядочный запас эрзац-рома.

С этим ромом была беда. Немцы уничтожали все, но винные склады всюду намеренно оставляли. Это причиняло массу огорчений. В Лиинахамари (порту Пстсамо) был большой винный склад, который с двух сторон освободили одновременно моряки и пехота. Дошло до перестрелки. Еле удалось их разнять и разделить между ними этот трофей.

И под Киркснссом в шахте было спрятано много рома, о чем я дальше расскажу.

На ночь Рослов устроился на диване, подполковник — на сдвинутых креслах, Грицанснко спал на полу первого этажа под шинелькой, а я на каких-то широких грязных нарах, сохранившихся в угловой комнате второго этажа.