Книга воды - [59]

Я люблю армейцев. Я никогда не скрывал этого. Я сам, как кентавр, — наполовину революционер, наполовину воин. Если бы меня не забраковали в 1960 году по причине близорукости, я бы был сегодня высшим офицером, думаю, точно.

В первый же вечер полковник повез нас в сауну. От девочек мы с Мишкой отказались. Но от выпивки, от водки, и от пива, и шампанского, и еды, накупленной полковником Сергеем, — нет. Аппетит нам не испортило и то обстоятельство, что в темный переулок, где помещалась сауна, въехал с приглушенными огнями автомобиль…

Первый ковш, выплеснутый на горячие камни, ожег голову. Я обычно прикрываю лицо, когда первый ковш выплескивают на камни. Второй идет в кожу, вглубь. Довольно здоровое сердце, чтоб не сглазить, позволяет мне сидеть в сауне как угодно долго, только мне надоедает. Вообще я бы жил без пауз, без пустых мест, но и без этого моя жизнь чудовищно интенсивна, что бы было, если спрессовать еще?

В следующий вечер мы отправились, правильно, — в сауну. На этот раз в другую. Теперь уже впятером. С нами был рослый симпатичный офицер на спортивном автомобиле. Эту сауну содержала молдаванка, среднего возраста. Полковник опять предложил нам девок, и мы опять отказались. Мишка — мой охранник — может, и не отказался бы, но я влюблен в крошечную Настю и не позволял себе, а Мишка смотрел на меня. А полковникам было неудобно при основоположнике военного журнализма пялить девок. Словом, мы сидели в обстановке борделя: диванчики, коврики, подушечки, укромные уголки рядом с бассейном, и только трое пили водку. Зато ели много шашлыков.

Офицеры должны завоевывать страны. Иначе — что они за воины. На следующий день пресс-секретарь Трошева отвел меня к генерал-лейтенанту в бело-серое здание на главной артерии Ростова, — штаб военного округа. Открылась боковая дверка, вышел гололобый ординарец командующего — маленький скинок с подшитым воротничком, и через пустой дворец мы пошли к кабинету командующего. Там была потрясающая карта, свисала метров на пять — вид сверху Северного полюса и между ним — в необычной пропорции — Соединенные Штаты и наша Россия. Я подарил завоевателю Кавказа «Книгу мертвых» и фотоальбом своей жизни…

Трошев выглядел хитрым мужиком, на нем была Звезда Героя России.

Баня на заимке Пирогова / в горах Алтая

Это так далеко, что подавляющее большинство населения России не знает, где это. Это пуп Азии, если от Новосибирска, то это все время на юг, в общей сложности тысячу, наверное, километров. Это мир девственных лесов и диких гор, где трясутся на лошадках узкоглазые охотники с карабинами за плечами. Алтайцев может быть тысяч шестьдесят. Они родственны калмыкам и на самом деле возводят свои роды к тотемизму. Самый их почетный и главный род — «кайманы». Сами они себя называют Алехами или Сашками, но под этой простой маскировкой скрываются мечты о новом Чингисхане и поневоле усмиренная гордость.

На кой я туда рвался? Хотел купить избу в горах, подальше от людей, поближе к тотемическим животным, ФСБ оспаривает эту версию.

На заимке господина Пирогова были две бани. Одна — старая, под общей крышей с мастерской г-на Пирогова, старая, но приятная, там скрипела и хлопала дверь предбанника, дерево было серое и белое от времени. Другая баня стояла слева при въезде во владения Пирогова: новая, на бугре, рядом Пирогов устроил искусственный пруд — выкопал яму, провел в яму ручей, перебросил через ручей огромное дерево, для красоты. Дело в том, что г-н Пирогов собирает травы и лечит травами. Все или почти все болезни. Ему шестьдесят, он — бывший лесник, взял в свое время у совхоза землю, где стоят его бани и еще несколько строений. И стал выстраивать империю трав. Во время перестройки произошло большое оживление в мире герболаев. До сих пор угнетенные и гонимые при советской власти, герболаи встрепенулись и стали свободно лечить народ, конкурируя с химической общепринятой медицинской индустрией. Поначалу народ шел на новое лечение охотно, затем к новизне привыкли, и произошел отток пациентов. Империю выстроить не удалось, и хотя расфасованные травы Пирогова продавались в некоторых аптеках Барнаула, мечты о клинике в горах, куда будут приезжать толпы пить травы, париться в растворах из трав (для этой цели и была построена новая баня), не сбылись. И наследников у маленького сельского мужичка Пирогова не оказалось. Братья в деревне Банное, в двадцати километрах, — пьяницы, детей нет. Даже заимку ему было некому доверить на зиму — местное население тащило и пропивало все, свое и чужое, от домкрата до мешка накопанных корней. Пирогов устал и хотел бы свалить со своей заимки. На зиму он так и делал, уезжал в Барнаул с алтайкой любовницей Галей. Тут, в критический период его жизни, ему подвернулись мы — предложили поохранять зимой его заимку. У меня же расчет был простой: следовало попробовать зимний Алтай, каков он зимой. Смогу ли я и сопровождающие меня лица жить здесь круглый год, каково это будет нам.

В пироговские бани я ходил всего несколько раз. Старая мне, как я уже сказал, нравилась много более. Белое выцветшее дерево, — если подбросить пироговских трав на раскаленные камни, идет в воздух духовитый запах. Баней занимался обыкновенно наш «следопыт», «Кожаный Чулок», Нетти Бампо — Витька Золотарев. В легких плавочках, сухой, тонкий, он растапливал по-особому — комбинировал сухие с сырыми, таскал воду, колдовал, но зато и парился много дольше других. В конце сентября, когда настало время ему уезжать, он ежедневно топил новую баню, как будто хотел напариться надолго впрок. На всю смерть вперед. Я над ним подшучивал. Он отшучивался, говорил, что, сидя в бане, медитирует. Простой вполне мужик, он воспитался в среде «Уймонской долины». Это если выехать из села Усть-Коксы и ехать по тракту на восток, то — села Верхний Уймон, Нижний Уймон и еще несколько сел. Там замечательная, бродящая все время среда, — заселяют их староверы и рериховцы. Великий исследователь Востока, шпион ГПУ, художник, философ, изобретатель религии Николай Рерих жил некоторое время в Нижнем Уймоне и оставил там после себя мастерскую и штук двадцать картин. С тридцатых годов Уймонская долина — место паломничества рериховцев. А староверы бежали на Алтай испокон веков. Их земля обетованная — Беловодье — находится именно здесь, в Алтае. Ниже, если следовать туристским маршрутом к горе Белухе, самой высокой вершине Алтая, там в горах и таится Беловодье, в притоках Катуни есть речки Белые. Уймонская же долина по нынешним стандартам совсем не захолустье, туда из села Усть-Коксы ведет довольно хорошая дорога. Староверы враждовали с рериховцами, дискутировали, особая сектантская жизнь кипела в Уймонской долине, как в средневековой Европе. Бога истинного там поминали по сотне раз в день, но каждый понимал под истинным своего. В 60-е годы туда же за опиумным маком и дурью стали ездить первые советские хиппи. Кое-кто предпочел поселиться там. В результате Уймонская долина всегда находилась под пристальным вниманием КГБ. Золотарев же, следопыт и проводник туристских групп, конечно, знал свою Уймонскую долину как свои пять пальцев, знал и Беловодье, ибо водил к горе Белухе и на гору Белуху туристов. Вот такой человек сидел в бане и медитировал.