Книга усовершенствования мёртвых - [4]

– О' кэй. – Она даже захлебнулась слюной. – Ты – Дин Донн. И что же ты собираешься делать, Дин Донн? Просидишь всю жизнь в этом бункере, словно диктатор какой-нибудь латиноамериканской страны? Посвятишь себя изучению истории религий? Сейчас ты мне здорово напоминаешь своего покойного папочку!

– Ты знаешь, я решил расстаться с историей религий, – спокойно возразил я.

– Неужели? – На лице ее заиграла ироническая улыбка. – И чем же ты намереваешься заняться?

– Эсперанто.

Произнеся это, я нанес ей короткий удар ребром ладони по горлу. Недостаточно сильный, чтобы это закончилось летальным исходом. А потом, когда она кашляла, выпучив глаза, сделал ей укол полиформа, и она забыла не только о нашем разговоре, но и о том, как ее зовут. Я слышал, что в дальнейшем ее заново учили разговаривать.

Можно сказать, что мы осваивали язык одновременно, только я – эсперанто, а она – английский. Я накупил учебников, консервов, компакт-дисков и заперся у себя в бункере. К тому моменту я довольно сносно владел французским, немецким и испанским, так что выучить еще один язык не составляло большого труда. Потом я написал на эсперанто обширный трактат и разослал его электронной почтой всем членам ИСЛЭ (Исполнительного Совета Любителей Эсперанто): Масперо, Шамполиону, Лепаж-Ренуфу, Лепсиусу, Кетлину, Дю-Шалью, Пханье, Баудиссену и Делитчу. В нем я отмечал, как важна сегодня их деятельность во благо эсперанто, интеграции и взаимопонимания. Ведь лишь когда все люди снова заговорят на едином языке прекратятся войны. И только лишь с исчезновением языковых барьеров возможно достижение всеобщей гармонии. Ведь согласно Ветхому Завету человечество когда-то уже обходилось одним единственным языком. Многоязычие явилось карой господней. Но, пожалуй, в наше время, общество уже достигло той поры зрелости, чтобы самому определить свою дальнейшую судьбу. Не дожидаясь помощи Всевышнего, возвратить гармонию на землю. Вернуть единоязычие и возвести гигантские плотины во избежание новых потопов. И если вдуматься, тот библейский единый язык ведь тоже был эсперанто. Крючкотворы с этим, естественно, не согласятся: мол, язык был совершенно другим. Однако он был единственным, общим, а значит это все же был эсперанто. Эсперанто! Да здравствует эсперанто!

На следующее утро, когда я подошел к компьютеру, меня уже поджидали восемь сердечных ответов. Не откликнулся лишь Лепаж-Ренуф. Я сразу же решил, что уничтожу его в последнюю очередь.

Думаю, нелишне заметить, что в бункере моем имелась лишь одна комната, пригодная для жилья. Остальные были полностью заставлены стеллажами с изловленными и засушенными отцом Айры Гамильтона тарантулами. Я решил все оставить как есть. Лишь в своей комнате установил компьютер, а на стену повесил два портрета: доктора Заменгофа и запечатленный мною собственноручно лик досточтимого греческого тирана Драконта. Прославившийся в свое время введением законов, названных драконовскими, он отвечал, когда его спрашивали, почему и за малую провинность и за серьезное нарушение им предусмотрено одно и то же наказание – смерть: "Уже самая малая провинность достойна наказания смертью, за большую же, к сожалению, мне не удалось придумать ничего более подходящего".

Великие слова, не так ли?

Первого любителя эсперанто я прикончил тут же в Пенсильвании. Я даже не удосужился поинтересоваться его именем. К счастью, эсперантистов всегда можно распознать по таким специальным значочкам, которые они носят с беспредельной гордостью.

Я обратился к нему на эсперанто, получил ответ на эсперанто и всадил в него обойму из своего бессменного "люгера". Он повис на мне, словно мешок с дерьмом, а когда я сбросил его на землю, лацкан пиджака, на котором висел значок, задрался, и тогда я посмотрел ему прямо в лицо. Стройный мулат лет двадцати пяти, правильные черты, на губах улыбка, в глазах радость, во лбу – дырка от пули. Рядом с ним я оставил свою визитную карточку, в которой значилось: "Дин Донн, кафедра драконовских наук, бакалавр". Для себя же решил, что после первой сотни стану магистром, а после тысячи – доктором.

Когда я прикончил десятого любителя эсперанто, обо мне заговорили всерьез. Дело в том, что в каждом штате для начала я решил угробить по эсперантисту. И на десятом это дошло, наконец, до полиции. Впрочем, и то, что я охочусь именно за любителями эсперанто, до них дошло только после Дага Сайса, а он был шестым. Газеты разразились потоком публикаций, ставивших целью разрешить загадку Дина Донна. Заодно они пытались предугадать, в каком из штатов произойдет очередное убийство. Нечасто им это удавалось.

Когда пал сорок девятый любитель эсперанто, всеобщее оживление достигло апогея. Ведь теперь практически безошибочно можно было определить место следующего преступления: штат Юта. Штат маленький, эсперантистов в нем – кот наплакал, и полиция всерьез рассчитывала на успех при поимке зловещего Дина Донна. Впрочем, в этом штате давно уже орудовал другой дракон по имени Грэг Григ, который уничтожал мормонов. И ни полиции, ни ФБР пока не удавалось его задержать. Но мормонов в штате Юта хоть пруд пруди, а любителей эсперанто – как уже говорилось, кот наплакал. К каждому эсперантисту была приставлена охрана, ФБР наводнило штат своими агентами.