Книга победителей - [24]

Все эти годы мы периодически общаемся с Аллой Сергеевной. Например, когда я пригласил ее на съемки программы «Полнолуние», которую в середине 90-х делал на канале «Россия», она предложила встретиться в мастерской Рустама Хамдамова: «Там хорошая аура». А однажды, в мае 2012-го, я побывал в гостях у Демидовой дома.

– Сейчас час дня. Когда я зашел к вам в квартиру, вы сказали, что для вас это раннее утро, поскольку спать вы ложитесь в четыре утра. С чем это связано?

– У меня всю жизнь время передвинуто. И в университет я всегда ходила только к третьей лекции. Слава богу, не было никаких санкций. Даже Юрий Петрович Любимов, который к актерам относился строго и любил рано начинать репетиции, понял, что утром от меня проку нет, и разрешил приходить после двенадцати. Правда, позже, уже когда репетировали «Бориса Годунова». И вы понимаете, как «полюбили» меня после этого остальные актеры.

– Я предполагаю, что актеры «Таганки» и раньше вас очень «любили»: как же, актриса номер один!

– Нет, вы знаете, я не стала «актрисой номер один», там никто в первые годы не был «номер один», даже Высоцкий. На Таганке раньше вообще не было иерархии, но там было соревнование и, видимо, была зависть.

– А вы эту зависть чувствовали?

– Нет, не очень чувствовала, я потом это поняла, когда прочитала дневники Золотухина. Я вообще, откровенно говоря, умна только задним умом, у меня нет опыта будущего, у меня есть опыт прошлого. Я поняла, что, видимо, оттого, что я рано стала сниматься, раньше всех, мне завидовали. Высоцкий начал сниматься еще до 1968 года, но в каких-то «Стряпухах», а это вообще всерьез не принималось, даже наоборот. А у меня сразу – «Дневные звезды», «Щит и меч», то есть заметные картины. Но поскольку я всю жизнь была на обочине, то зависть не очень замечала. Пока однажды, это был уже 1980 год, на премьере «Бориса Годунова» меня не избила моя однокурсница по Щукинскому училищу прямо перед выходом на сцену.

– Как это – избила?!

– Она, видимо, считала, что талантлива не меньше, чем «эта Демидова», что «Демидову даже на первый курс приняли условно, ведь у нее была ужасная дикция. И вдруг ей дают главные роли, ее снимают, а меня нет, почему?» Эта актриса Таганки пришла на премьеру как зритель, потому что уже давно не играла никаких ролей. Она сидела в общей гримерной и пудрила нос, чтобы выйти в зал. Там было большое зеркало, я вышла из своей гримерной, чтобы посмотреться в него. И тут же она стоит рядом: «Ну, с премьерой тебя, фуфло, голый король». И так, вроде в шутку, меня хлопнула пониже спины, а потом вошла в раж и стала меня колотить. Я, надо вам сказать, превратилась в сучочек. И про себя думаю: «О! Мне это сегодня поможет! Добавит злости для роли Марины Мнишек». Но я не смогла играть и провалила премьеру. Я долго не могла от этого оправиться. Такие моменты для меня скорее были поводом разбираться в себе. Сейчас я понимаю, что она, в общем, действительно была талантливая, а судьба повернула ее в другую сторону. Она стала пить, стала ленива – дача, семья, муж… Мы все были талантливые, потому что других в Щукинское училище не берут. Каждому молодому актеру дается шанс, но не все его используют или используют не на сто процентов.

– Неужели вы ничего не ответили этой актрисе, никак не отреагировали?

– Ничего. И никому не пожаловалась, и Любимову не сказала. Но поскольку были свидетели, до Любимова это потом все-таки дошло.

– Не могу в связи с этим не вспомнить одну историю, которую вы мне рассказывали раньше. Незадолго до смерти Владимир Высоцкий репетировал с вами спектакль на двоих как режиссер. И актеры устроили вам бойкот, никто не захотел прийти посмотреть, что вы делаете.

– Вы знаете, это не был бойкот. Это просто равнодушие. Равнодушие к тому, что происходит у других, во-первых, а во-вторых, в Высоцкого как в режиссера не верили. Это сейчас все Высоцкому друзья и товарищи, он гений и так далее. Тогда к Высоцкому относились снисходительно, считали, что его слава такая… Ну, Марина Влади, ну, песни полублатные, ну, компании вот эти светские… Мы были на гастролях в Париже в 1977 году. В театр Трокадеро, где мы играли, нас возили на автобусах. И вот, я помню, все уже сидят, входит Высоцкий и говорит: «Здравствуйте». Практически никто ему не отвечает, он один раз даже возмутился, говорит: «Ну что вы молчите?!» И Любимов тоже очень снисходительно к нему относился. Это потом он стал говорить, как он Высоцкого пестовал. А тогда было иначе. «Так называемые звезды, – это он про нас с Высоцким, – взяли пьесу Теннесси Уильямса, написанную для двух бродвейских звезд…», ну и так далее, с насмешкой, ерничая. Мы с Высоцким сами договаривались с Давидом Боровским, художником, чтобы он нам помог. Нам не давали сцены и специального времени, мы вынуждены были вклиниваться между другими репетициями. И во время прогона первого акта в зале сидели только Боровский и его приятель, кинорежиссер «Ленфильма», который к нему приехал в гости.

– Вы с Высоцким сильно расстроились?

– Нет, потому что это не было неожиданностью, это было нормально для того времени.