Книга памяти: Екатеринбург репрессированный 1917 — сер. 1980-х гг. Т.2 - [22]

Шрифт
Интервал

Он работал в одном из институтов Уральского филиала Академии наук. Но тут его арестовали, обвинив в попытке диверсии. Несколько месяцев провел в свердловской тюрьме. Сыновьям он не рассказывал об этом времени, и они могут только догадываться, через какие испытания он прошел.

Однажды, сидя рядом, Игорь Павлович Рикерт обратил внимание на остекленевший, остановившийся взгляд отца. Не успел испугаться, как отец его успокоил:

— Ничего страшного, просто я спал!

Спать так мог только человек, прошедший через пытку лишением сна, ярким светом.

Две тирании достались ему на веку — фашистская и сталинская. Нет, была еще и третья. В Онеглаге верх держали уголовники. Но политические создали свою организацию, и уркам пришлось расстаться с властью.

В юности, выбирая путь борьбы, Пауль Хальперн знал, на что идет. Был готов к арестам и пыткам. Но мог ли он предполагать, что это случится в стране, которой они, воители за всемирное пролетарское счастье, доверили свои судьбы.

Как, наверное, непросто разобраться в этом клубке противоречий, определить, где свои, где чужие. Нет, для него все было просто. Чужие — это «бонзократия». Так называл он тех, кто живет за счет других, въезжает в историю на плечах бессловесных миллионов, наживает себе политический и иной капитал за счет нашей политической, жизненной пассивности.

Осколки доброго старого немецкого бюргерства, которым позарез надо, «чтоб на столе пиво, сосиски и чтобы (он не стеснялся в выражениях) бабы были толстые», — это чужие.

Товарищи по партии, которых он встретил во время последней поездки на родину, — это свои.

Старорежимная тагильская старуха, вспоминавшая с упоением: «По нашей улице красняков вели, а дамы их зонтиками, зонтиками», — она чужая.

Шофер Николай Ходоровский, который в минуту бездомную, трудную сказал: «Я новый дом построил, Пауль. Бери ребятню и айда к нам, живи», — он в доску свой.

Свои — это те, для кого высокая идея, забота о благе общественном, а то и просто забота о ближнем выше собственных, шкурных интересов.

Яблоко третье
А третье — третье
яблоко Ньютона,
Оно упало в час
своей поры.
И понял ум
незыблемость закона,
Что движет землю,
небо и миры.

В Берлинском университете он слушал лекции Альберта Эйнштейна. Великий физик не показался ему идеальным лектором. Но это были знания из первых рук. Они, как лекции других профессоров, разбудили в нем цепную реакцию познания. Самым страшным лишением было для него отсутствие пищи духовной. Его привлекали не умозрительные, отвлеченные построения, а возможность поставить науку на службу людям.

В военные годы, когда центр оборонной промышленности сместился на Урал, когда Нижнетагильский металлургический комбинат, достраиваясь на ходу, наращивал выпуск металла, перед кирпичным заводом, работающим для НТМК, была поставлена задача удвоить выпуск продукции.

«Реже писал тебе за последние две недели, потому что приковывает меня моя исследовательская работа. За последнюю неделю фактически работаю ежедневно не менее 16—18 часов. С утра сижу за лабораторным столом, вплоть до темноты, а после ужина до полуночи хожу по переделам, по своей основной обязанности, как мастер».

Оказалось, что при определенной температуре серный колчедан, используемый при обжиге, начинает гореть. Это не только ускоряет процесс, но и делает кирпич особо прочным.

Трудармейцы, попавшие в Нижний Тагил не по своей воле, они выполнили задание. Хотя из трех начальников печных переделов специалистом-химиком был один Рикерт. Остальные так, подмастерья: будущий гений космонавтики Борис Раушенбах и будущее светило археологии Отто Бадер.

«Вечером долго читали вслух Петра Вершигору „Люди с чистой совестью“. Думаю: люди наши воевали на фронте и в тылу у врага. Мне не было дозволено делить их славную участь. Все же совесть у меня чиста. В те же дни и месяцы 1942—43 гг. я сделал все, что мог, чтобы помогать общему великому делу разгрома фашизма, работал по мере всех моих сил и знаний. Резко поднявшаяся в эти дни производительность тагильского кирпичного завода отчасти — плод многих ночей моего бодрствования после основной работы в лаборатории и в цехах завода. Не спали часто солдаты на фронтах — и я не мог спать. Единственным признанием этих трудов — авторское свидетельство на изобретение по улучшению процесса сушки в кирпичном производстве и — чистая совесть!».

Еще он решил проблему затвердевания бетонных растворов на морозе. А работая в пединституте, умел изложить курс химии ясно и сжато.

А какие музыкальные посиделки собирались в его доме! На них приходили те, кто хотел жить богаче, то есть знать больше.

То третье яблоко
вернуло рай нам,
Сравняло всех,
владыку и раба,
Открыло нам дорогу
к вечным тайнам,
Чтоб не страшила
больше — и Судьба!

Мальчик из берлинского пригорода, ставший уральским инженером и педагогом, он покоится на тихом кладбище у заброшенной деревни Фокинцы. Он сам выбрал это место — потому что здесь попадали в кварцевых жилах очаровательные кристаллические уродцы, ставшие его последним научным увлечением.

Надежда Леонтьевна — рядом.

Печуркина Р. А.

Фрау доктор Дора

(о политэмигрантах из Германии, попавших


Еще от автора Алексей Геннадьевич Мосин
Книга памяти: Екатеринбург репрессированный 1917 — сер. 1980-х гг. Т.1

Коллективная монография в жанре книги памяти. Совмещает в себе аналитические статьи известных ученых Урала по различным аспектам истории государственного террора на материале Екатеринбурга-Свердловска, проблемам реабилитации и увековечения памяти жертв политических репрессий с очерками о судьбах репрессированных, основанными на источниках личного происхождения.


Рекомендуем почитать
Последовательный диссидент. «Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день идет за них на бой»

Резонансные «нововзглядовские» колонки Новодворской за 1993-1994 годы. «Дело Новодворской» и уход из «Нового Взгляда». Посмертные отзывы и воспоминания. Официальная биография Новодворской. Библиография Новодворской за 1993-1994 годы.


О чем пьют ветеринары. Нескучные рассказы о людях, животных и сложной профессии

О чем рассказал бы вам ветеринарный врач, если бы вы оказались с ним в неформальной обстановке за рюмочкой крепкого не чая? Если вы восхищаетесь необыкновенными рассказами и вкусным ироничным слогом Джеральда Даррелла, обожаете невыдуманные истории из жизни людей и животных, хотите заглянуть за кулисы одной из самых непростых и важных профессий – ветеринарного врача, – эта книга точно для вас! Веселые и грустные рассказы Алексея Анатольевича Калиновского о людях, с которыми ему довелось встречаться в жизни, о животных, которых ему посчастливилось лечить, и о невероятных ситуациях, которые случались в его ветеринарной практике, захватывают с первых строк и погружают в атмосферу доверительной беседы со старым другом! В формате PDF A4 сохранен издательский макет.


Ватутин

Герой Советского Союза генерал армии Николай Фёдорович Ватутин по праву принадлежит к числу самых талантливых полководцев Великой Отечественной войны. Он внёс огромный вклад в развитие теории и практики контрнаступления, окружения и разгрома крупных группировок противника, осуществления быстрого и решительного манёвра войсками, действий подвижных групп фронта и армии, организации устойчивой и активной обороны. Его имя неразрывно связано с победами Красной армии под Сталинградом и на Курской дуге, при форсировании Днепра и освобождении Киева..


Дедюхино

В первой части книги «Дедюхино» рассказывается о жителях Никольщины, одного из районов исчезнувшего в середине XX века рабочего поселка. Адресована широкому кругу читателей.


На пути к звездам

Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.


Вацлав Гавел. Жизнь в истории

Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.