Книга об отце - [26]

"...По собранным теперь точным сведениям оказывается, что в этом деле решительно нет ничего такого, что дало бы возможность видеть ритуальное убийство (курсив мой) даже для лиц предрасположенных к тому".

...Итак - вся мрачная картина якобы ритуального убийства, со всеми ее ужасающими подробностями опровергнута "от начала до конца", как сплошной вымысел. И сама газета, которая первой пустила его в ход, вынуждена признаться, что она увидела в простом убийстве то, что не могут увидеть "даже лица к тому предрасположенные"!

Спустя более двух месяцев после самого убийства я после приведенного опровержения, я ехал в вагоне {87} железной дороги по направлению от Бендер к Кишиневу и вступил в разговор с одним из пассажиров. Это был молодой еще сельский священник, скромный и благодушный человек, "по долгу христианскому" возмущавшийся жестокостями и варварством кишиневского погрома. В конце концов, однако, он не мог не выразить своего личного мнения, что евреи в значительной степени "сами виноваты" в постигшем их бедствии... И он заговорил об "употреблении христианской крови" и о "недавнем случае" в Дубоссарах.

- Но, батюшка... Ведь это суеверная басня, уже опровергнутая печатно.

- Кем? Еврейскими газетами? (Под "еврейскими газетами" в Бессарабии разумеют всю русскую прессу, за исключением юдофобской.)

- Нет, самим "Бессарабцем".

Со мной был соответствующий №, и я показал его моему собеседнику. На его простодушном лице выразилось искреннее недоумение... И много еще раз впоследствии, в Кишиневе и вне Кишинева, я слышал ссылку на дубоссарское убийство, как на несомненный факт, раскрытый "с такими подробностями", которые не оставляют места никаким сомнениям...

Это, конечно, потому, что потворствовать темному суеверию толпы легко, а бороться очень трудно. Кровавые измышления, идущие навстречу закоренелому предубеждению, - глубоко поражают воображение, и нужно в десять раз более усилий, чтобы искоренить мрачную нелепость, чем для того, чтобы широко пустить ее в ход. День за днем в возбужденную слухами массу кидали одну кровавую подробность за другой... После того, когда истина была раскрыта, мрачную изуверскую ложь нужно было преследовать у самых ее источников, разоблачать до конца с такой же страстностью и с таким же упорством, с каким она распространялась, {88} апеллируя к здравому смыслу и к чувству справедливости, очищая от ее остатков загрязненное воображение масс...

Но в данном случае для Бессарабии сделать это было некому. Монопольный орган бессарабского антисемитизма привел холодно и лаконично несколько строк безличного и никем не подписанного опровержения, которое не произвело должного впечатления и прошло мало замеченным. Правда, положение русского антисемитизма ввиду этого яркого случая оказалось все-таки довольно затруднительным, так как если не кишиневская, то вся почти остальная русская печать попыталась обратить против предрассудков и изуверских басен мораль "дубоссарского дела"... Но и на этот раз судьба помогла русскому антисемитизму: вскоре последовал циркуляр (изданный министром Плеве) по цензурному ведомству, которым дубоссарское дело было изъято из сферы обсуждения печати... Итак - распускать злостную клевету можно было сколько угодно. Когда начались опровержения,- министр Плеве нашел их опасными для общественного спокойствия...

...Это, конечно, не объясняет всего, но объясняет многое в последующих событиях.

...Среди таких обстоятельств наступал в Бессарабии праздник пасхи в апреле 1903 года, ознаменованный ложными слухами о зверстве евреев и действительными зверствами христиан над еврейским населением города Кишинева. Разумеется, этим зверствам нет оправдания. Но простая справедливость требует, если не в оправдание, то в объяснение... поступков кишиневских христиан, указать на то, что эта масса была темна и невежественна, что она находилась во власти вековых предрассудков, что она искусственно была подвергнута ядовитому влиянию односторонних мнений, что она верила печатному слову и была отдана правительством во {89} власть монопольной человеконенавистнической прессе, что она считала то, что делала, своим гражданским долгом перед "государственной идеей", представленной для нее в лице г[осподи]на Крушевана, что, наконец, она была искренно убеждена, что соседи-евреи, на которых она кинулась, - еще недавно питались кровью замученных в подпольях христианских детей...

А в этой вере она неповинна... Эта "вера" внедрялась в темную массу при благосклонном содействии правительства" (Неизданная глава из очерка "Дом № 13".).

В такой атмосфере и под таким влиянием в апреле 1903 года разразился первый в Бессарабии еврейский погром.

Приехав в Кишинев, отец посетил места самой мрачной драмы - Азиатский переулок и дом № 13, которому посвящен очерк. Он собрал впечатления очевидцев и восстановил картину убийства в этом доме черта за чертой. По данным о составе жильцов видно, что дом был населен беднотой. Цифры получены из официальных показаний, даны при заявлениях убытков; жильцов "можно скорее заподозрить в преувеличениях, чем в утайке".