Книга об отце (Ева и Фритьоф) - [93]

Как-то мы услышали такое знакомое «эгей» с одного из холмов Сёркье. Это отец бежал к нам. Но встреча была ко­роткой, ему надо было вернуться в город, и потому он уехал так же неожиданно, как и приехал. Голосование было назначено на 13 августа.

При голосовании подавляющее большинство высказалось за разрыв унии: 368 392 голоса — за и только 184— против. Это зна­чительно укрепило положение Норвегии, но не повлияло на по­зицию Швеции.

Отец писал маме:

«Люсакер, 15.8

Через несколько часов я выеду поездом в Копенгаген.

Шведы отклонили наше предложение, и теперь ничего не остается, как только посмотреть, чего можно добиться от датчан, дадут ли они нам своего принца и признают ли нас без одобрения Швеции. Я в этом сомневаюсь и боюсь, что мы окажемся одинокими в перего­ворах со Швецией и не добьемся признания, пока все благопо­лучно не завершится.

Но возможно также, что норвежцы скажут, что если до сих пор обходились без короля, то и впредь без него обойдемся. И мы тогда создадим первую республику (она, конечно, не будет последней). Что до меня, то мне такая политика кажется неразумной.

Результаты народного голосования так великолепны, что разбили все попытки шведов подвергнуть сомнению наше единство. А это значи­тельно укрепит наше положение в Европе».

Как отец и предполагал, отказ Швеции заставил Копенгаген призадуматься. Уже 22 августа он снова в Люсакере.

«Мы с Веделом приехали вместе, чтобы обдумать предстоящие дейст­вия. Мы устроили так, что принц может прибыть сюда сразу же после того, как его выберут. Но, кажется, здесь боятся избирателей, кото­рые могут не захотеть короля, и боятся Швеции, а это может усложнить переговоры.

Что будет со мной, не знаю, пока я должен быть здесь. Такая жизнь просто невыносима, но в столь ответственный момент прихо­дится с этим мириться».

В это время мама пишет отцу:

«Так ужасно жаль, что ты не уверен, получится ли что-нибудь с датским принцем. Если нас не признают Дания и Англия, это приведет к большим осложнениям, бороться нам будет трудно. Дорогой, если у тебя найдется время, объясни мне все подробнее.

Наверно, было бы плохо, если бы у нас стала республика. Ведь тогда тебя могут выбрать президентом, а это ужасно. Я смертельно боюсь этого, мне кажется, что тогда из нашей жизни исчезнут покой и радость. Ты можешь послужить своей стране получше.

Мне будет грустно 25 августа. Как мы могли бы хорошо поохо­титься вместе, а ты томишься в городе. Но утешает то, что ты тру­дишься на благо страны и, значит, никогда об этом не пожалеешь. И когда я думаю о том, что же будет с Норвегией,— сердце просто замирает от волнения».

В один прекрасный день отец все же нежданно нагрянул к нам. Велики были наша радость и удивление. Взяв ружье и собаку, он, мама, Коре и я отправились пострелять куропаток, и отец почув­ствовал себя совершенно обновленным человеком. Но это длилось недолго. Начались Карльстадские переговоры[129]. Отцу принесли срочную телеграмму от советника Арктандера: нужно было спешно выезжать.

На следующий же день Нансен и Миккельсен встретились в Христиании. Поначалу Карльстадские переговоры шли мирно и успешно, затем шведы ошеломили норвежцев, предъявив требо­вание уничтожить наши крепости, причем дать ответ нужно было немедленно — в случае отказа Швеция не отвечала за последствия.

Нансен сразу же направился в Лондон. Он выехал вечером и наутро встретился с английским и немецким послами в Копенга­гене, а также министром иностранных дел Дании графом Рабеном. В письме, написанном по пути в Лондон, Нансен объясняет Еве обстановку:

«Едва ли, насколько я понимаю, мы сможем принять требование шведов, во всяком случае в такой форме. Нам важно использовать оставшиеся дни, чтобы заставить великие державы повлиять на высоко­мерных шведов. Мы с Веделом вчера вечером положили хорошее начало: датчане согласились обратиться к великим державам, чтобы те направили шведскому правительству настоятельную ноту с требованием найти способ мирного разрешения конфликта. Я надеюсь, все будет в порядке. Я со своей стороны окажу давление на английское правительство, чтобы оно поддержало датчан. Едва ли шведам удастся настоять на своем, несмотря на то что с их стороны у границы находится 70 тысяч солдат, а с нашей только 3 тысячи.

Вот какова сейчас обстановка. Положение довольно критическое, но едва ли опасное.

Передай привет Лив и Коре, славный мальчик, не могу забыть, как трогательно он, прощаясь со мной, убежал на кухню (чтобы я не ви­дел его слез), а также Имми, Одду и Осмунду».

Мама отвечала:

«Сёркье, 15.9 ...Спасибо за письмо и все объяснения, хорошо, что я теперь немного в   курсе   дела,   но   с   тех   пор   прошла   уже   неделя,   а   сегодня   или завтра все должно решиться.

Дорогой, если все будет хорошо, пошли сразу же телеграмму. Если будет война, дай мне знать. Ты ведь понимаешь, как нелегко быть так далеко, но не может быть, чтобы наше справедливое дело не победило».

В тот же день отец писал из Лондона:

«День и ночь в бегах. Сейчас полночь, а нужно написать длинную шифрованную телеграмму в Карльстад и отнести ее на телеграф.