Книга о Небе - [87]
Десять лет тому назад профессор Кодайра, который руководил моей женой до ее кончины, сразу же после ее смерти пришел ко мне вместе с двадцатилетним юношей Юкинагой Ито, представив этого молодого человека кем-то вроде Посланца Бога.
По правде говоря, я, будучи неверующим, не проявил интереса к юноше Ито и не испытал восхищения перед ним.
Однако через три дня он пришел ко мне один. Я решил, проводив его в гостиную, обставленную в европейском стиле, узнать, что привело его ко мне. Но он попросил провести его в комнату, устланную татами, ту, что рядом с гостиной. Мне поневоле пришлось проводить его в комнату моей покойной жены на нижнем этаже. По сезону отопление не было нужно, но обогреватель длиною примерно два метра стоял на месте.
Юноша Ито сел перед обогревателем и, достав из узелка разные предметы, аккуратно, по одному, разложил их на нем в ряд.
Я изумленно смотрел на все это и наконец спросил:
— Сколько я вам должен?
— Это не продается и не покупается.
— Хорошо, но вы все унесете с собой?
— Нет, это даровал Бог, чтобы сюда поставили от Его имени.
Затем в течение трех дней он, не смыкая глаз, от имени Бога трудился не покладая рук, с помощью кистей растворяя золото и превращая его в краску… «Ну вот, теперь хорошо!» — сказал Ито с покрасневшими от напряжения глазами и, глотнув остывшего зеленого чая, встал.
Как раз в это время дочь приготовила черный чай и просила его остаться, но он, даже не взглянув на него, ушел.
На следующий день, примерно в три часа дня, из города Нара приехал господин И. с великолепным огромным свертком и преподнес его мне.
Кажется, однажды он уже был у меня. Да, примерно два месяца назад он вдруг, без рекомендации, один пришел ко мне.
В тот раз он произвел на меня странное впечатление.
Увидев этого молодого, лет тридцати, человека, я был восхищен: его лицо, все его существо говорили о прекрасном нраве, о человеческих добродетелях.
Такое трогательное впечатление прежде на меня произвел только Русси, с которым я познакомился в Париже.
И. сказал мне, что он приехал в Токио навестить старшего брата, который лежал в больнице, и захотел хоть ненадолго повидать меня.
Я спросил, где он остановился, на что И. ответил, что благодаря наследству, полученному от родителей, он совершенно спокойно может жить где ему заблагорассудится… Он казался беспечным обитателем райского мира, даже слушать его было завидно.
И. обещал скоро опять навестить меня, я с нетерпением ждал, но он не появлялся, и, услышав, что ему представилась возможность уехать в Лондон, я порадовался за него. Потому что он хотел поехать в Лондон, но по разного рода обстоятельствам ему много раз отказывали, что его огорчало.
Когда он внезапно появился с намерением вручить мне сверток, я был удивлен.
Моих домашних, встретивших его в прихожей, он попросил проводить его в японскую комнату, и его провели в «комнату Бога», бывшую комнату моей покойной жены.
Я тоже пошел туда, дочь достала большое красное сиденье, которое я получил два-три года назад из Токио с пожеланиями долголетия, и перед этим сиденьем И. развязал большой, завернутый в ткань сверток, оказавшийся квадратным предметом, длина сторон его была примерно тридцать три сантиметра.
— Это восьминожник Бога, — сказал «человек из рая», и я залюбовался красотой великолепного лакированного изделия, какого мне до сих пор не доводилось видеть.
Восемь ножек были сделаны из кипариса с необструганной корой, а остальное изделие покрыто сверкающим красным лаком, обрамленным золотом.
«Человек из рая» поставил этот «Божественный восьминожник», с глубоким вздохом накрыл его красивым парчовым покрывалом и стал прощаться.
Я поспешно спросил:
— А восьминожник?
— Оставьте его себе, — был ответ.
С тех пор от И. несколько месяцев не было никаких вестей. Я не знал, что означает это «оставьте у себя»: то ли он просил оставить эту вещь на хранение, то ли отдал мне ее насовсем.
По словам навестившего меня после этого старого профессора из Тэнри, точно такой же восьминожник хранился в храме Вероучительницы в Центре Тэнри.
В этом Центре и сейчас верят, что живосущая Родительница по определенным дням, сидя перед этим восьминожником, проповедует свое учение, и каждый раз важные профессора слушают ее проповедь.
По словам одного старого верующего, господин И. разыскал мастера, изготовившего восьминожник для обители Основательницы учения, заплатил ему много денег и попросил сделать такой же.
После этого «человек из рая» не появлялся ни разу. Но я был готов к тому, что, вдруг появившись, он скажет, что восьминожник оставил у меня на хранение, и унесет его.
Итак, на следующий день после того, как «человек из рая» оставил у меня восьминожник, после обеда явился юноша Юкинага Ито и, переодевшись в красное кимоно, приняв образ живой Родительницы, сел на большое красное сиденье, снял покрывало с восьминожника и, к моему изумлению, торжественно начал вещать…
Он говорил, что Бог-Родитель, спустившись на Землю, действует. Однако я часто в одиночестве размышлял: собственно говоря, где и как он действует? Я сам задавал себе вопросы и сам на них отвечал, поэтому мои ответы вряд ли были правильными.
Кодзиро Сэридзава (1897–1993) — крупнейший японский писатель, в творчестве которого переплелись культурные традиции Востока и Запада. Его литературное наследие чрезвычайно разнообразно: рассказы, романы, эссе, философские размышления о мироустройстве и вере. Президент японского ПЕН-клуба, он активно участвовал в деятельности Нобелевского комитета. Произведения Кодзиро Сэридзавы переведены на многие языки мира и получили заслуженное признание как на Востоке, так и на Западе.Его творчество — это грандиозная панорама XX века в восприятии остро чувствующего, глубоко переживающего человека, волею судеб ставшего очевидцем великих свершений и страшных потрясений современного ему мира.
Почитаемый во всем мире японский классик Кодзиро Сэридзава родился в 1896 году в рыбацкой деревне. Отец с матерью, фанатичные приверженцы религиозного учения Тэнри, бросили ребенка в раннем детстве. Человек непреклонной воли, Сэридзава преодолел все выпавшие на его долю испытания, поступил в Токийский университет, затем учился во Франции. Заболев в Париже туберкулезом и борясь со смертью, он осознал и сформулировал свое предназначение в литературе — «выразить в словах неизреченную волю Бога». Его роман «Умереть в Париже» выдвигался на соискание Нобелевской премии.
Почитаемый во всем мире японский классик Кодзиро Сэридзава родился в 1896 году в рыбацкой деревне. Отец с матерью, фанатичные приверженцы религиозного учения Тэнри, бросили ребенка в раннем детстве. Человек непреклонной воли, Сэридзава преодолел все выпавшие на его долю испытания, поступил в Токийский университет, затем учился во Франции. Заболев в Париже туберкулезом и борясь со смертью, он осознал и сформулировал свое предназначение в литературе — «выразить в словах неизреченную волю Бога». Его роман «Умереть в Париже» выдвигался на соискание Нобелевской премии.
«В Верхней Швабии еще до сего дня стоят стены замка Гогенцоллернов, который некогда был самым величественным в стране. Он поднимается на круглой крутой горе, и с его отвесной высоты широко и далеко видна страна. Но так же далеко и даже еще много дальше, чем можно видеть отовсюду в стране этот замок, сделался страшен смелый род Цоллернов, и имена их знали и чтили во всех немецких землях. Много веков тому назад, когда, я думаю, порох еще не был изобретен, на этой твердыне жил один Цоллерн, который по своей натуре был очень странным человеком…».
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.