Книга о любви - [14]
Возможно, самым неприятным оказалось то, что исходная посылка исследования – изучение здоровых людей – со временем перестала соответствовать действительности. К пятидесяти годам около 30 % гарвардцев страдали от алкоголизма, маниакально-депрессивного синдрома и других психических расстройств[133]. Три процента были госпитализированы с серьезными психическими заболеваниями[134]. “Должно быть, это вы, психиатры, их испортили, – писал позже Бок. – Когда я их обследовал, у них не было никаких проблем!”[135]
Если бы не молодой врач по имени Джордж Эман Вейллант, исследование Гранта вполне могло бы закончиться грандиозным провалом. Этот проект остался бы в памяти человечества разве что как напоминание о странных теориях середины двадцатого века. Но Вейллант сумел понять, что это долговременное исследование может принести много пользы, если задавать правильные вопросы. В отличие от предшественников, он не верил, что успех зависит от размеров грудной клетки или что здоровые люди вообще существуют. “Я на собственном опыте знал, что даже у гарвардцев бывают проблемы”, – говорил он[136].
Я познакомился с Джорджем Вейллантом жарким летнем днем у него дома в городе Ориндж, штат Калифорния. Он и его нынешняя жена, тоже закончившая обучение в Гарварде по специальности “психиатрия”, живут в обшитом вагонкой доме с большими воротами. Дом стоит на тихой улице, обсаженной деревьями, которые остались еще с тех времен, когда там был частный парк, окруженный цитрусовыми рощами. После Великой депрессии парк поделили на участки и продали местным врачам, где они и построили себе дома.
Вейллант предложил расположиться на крыльце перед домом, чтобы наслаждаться ветерком и пением птиц. Но ветерок вскоре сменился полным штилем, и было слышно только ворон, пререкавшихся высоко в кронах деревьев. Через несколько минут наши рубашки были мокры от пота, а стаканы с водой почти опустели.
Вейллант очень бодр для своих восьмидесяти лет. Его седые волосы ничуть не поредели и лежат безупречно, видно, он много десятилетий укладывал их одинаково, вот они и привыкли. Он говорит медленно, с расстановкой, задумчиво умолкает посреди каждой фразы, даже отвечая на вопросы, которые ему наверняка задавали уже сотни раз. Порой он уклоняется от темы, сколь бы конкретен ни был вопрос, и срывается на длинные лекции о Фрейде или томографических исследованиях. При этом Вейллант прикрывает глаза и мягко проводит пальцами по векам, будто молится.
Вейллант – старший сын дочери банкира. Семья была состоятельная, но детство его пришлось на времена Великой депрессии. Его мать, с горечью признался он, “воспитывала детей по заветам Джона Уотсона”, и маленький Джордж отчаянно страдал от нехватки родительского тепла и участия. Когда ему было десять лет, отец отправился на задний двор их особняка в округе Честер, штат Пенсильвания, и застрелился из револьвера. Джордж был последним, кто видел его живым.
Самоубийство отца определило последующие юные годы Вейлланта. Мать немедленно увезла детей в Аризону. Они даже не остались на похороны. Спустя несколько лет Джорджа отправили в школу-интернат в Новой Англии. Дальше был Гарвард-колледж, где он изучал литературу. Джордж решил остаться в Кембридже и продолжил обучение в медицинской школе Гарварда. “Я смутно чувствовал, что хочу помогать людям. Наверное, поэтому я и стал врачом”, – сказал он в нашей беседе. Специализацией он выбрал психиатрию. Когда я спросил почему, он вытянул вперед трясущиеся руки: “Посмотрите, как они дрожат. Я бы никогда не смог управиться со скальпелем”.
Во время стажировки Вейллант заинтересовался пациентами, у которых диагностировали шизофрению, но симптомы исчезли и более не проявлялись. “Помните, считалось, что шизофрения неизлечима, – сказал он. – По мнению врачей, такие люди должны были слышать голоса до конца своих дней”. В стремлении выяснить причину таких изменений к лучшему, он стал тщательно изучать протяженные истории болезни своих пациентов, отмечая все случаи, когда симптомы усиливались или ослабевали из-за внешних обстоятельств, лечения и даже перемен в личной жизни. “Может показаться, мысль лежит на поверхности, но я был захвачен идеей о том, что для понимания состояния психики нужно прослеживать историю пациента годами. Нельзя просто взять срез текущего состояния и утверждать, будто вы что-то поняли. Понимание требует времени”.
