Книга мёртвых - [65]
Я хотел спросить Миллера: «Какая она была? Мэрилин?» Но рядом сидела темнолицая, со старыми тёмными руками фотографша – нынешняя жена, и я не спросил. Я был ещё молодой человек, стеснялся, сейчас бы я спросил именно это: «Какая она была? Руки, ноги, мягкая, твёрдая? Как стонала?» Именно это интересно.
«Высшая» буржуазия
В самом сердце Парижа, на пересечении бульваров Сент-Мишель и Сент-Жермен находятся развалины аббатства Клюни, забранные в решётку. Их специально оставили такими, на римский манер, где развалины – часть жизни Рима. По сути дела, в развалинах Клюни нечего смотреть – камни и камни… Наискосок – по диагонали, там же, на углу одноимённых бульваров в доме номер 104 по бульвару Сент-Жермен находится кафе «Клюни». Рядом с кафе на бульвар долгие годы выходила витрина магазина, торгующего медицинскими инструментами. Именно здесь, на пересечении бульваров, происходили основные сцены студенческой революции мая 1968 года. Есть множество ставших классическими фотографий бурлящей толпы молодежи, вывороченных камней мостовых, баррикад, дымков слезоточивого газа, наступающих жандармов и прочего прошлого. Если войти в ворота дома 104 и повернуть налево в подъезд, и подняться на шестой этаж, то слева от лифта была бронзовая табличка: «Roussel». Там жила семья владельца магазина и производителя инструментов. И он сам. Так случилось, что судьба связала меня с этой семьёй, и начиная с июля 1985 года я регулярно приходил в эту квартиру раз в месяц. В результате получается: в общем, я нанёс туда около ста визитов. Мсье Русселя я видел всего раза три-четыре, но мне так хотелось написать о мадам Руссель и вообще об их семье, а мадам, возможно, ещё жива, и я придумал такую военную хитрость, воспользовался прикрытием из мсье Русселя. Он-то уж точно мёртв.
Итак, voila, история. Вот. В июле 1985 года я снял квартиру на чердаке дома 86, rue de Turenne. Розовые, заново окрашенные стены, розовый (!) паркет на всех полах, за исключением ванны и кухни, четыре окна на улицы плюс два во внутренний крошечный, наверху закрытый, двор. Старый, семнадцатого века особнячок. В квартире множество книг на полках (в гардеробной комнате, перед ванной), чёрное пианино. Мебели никакой. Цена три тысячи франков в месяц. Хозяева: небольшого росточка, черноволосая, улыбчивая Франсин Руссель и её муж или бой-френд американец Питер – должны были уехать в Америку, в Нью-Йорк, и мы срочно заключили контракт. Я подписал какие-то самодельные бумажки, выплатил Франсин 9 тысяч франков: за два месяца «секьюрити» – шесть тысяч на случай, если что сломаю или испорчу, плюс три тысячи за текущий месяц. Мы договорились, что деньги я впредь стану платить её подруге, на прощанье она поведала мне, что она буддистка одной из буддийских сект, что была даже секретаршей у её руководителя мсье Икеда, судя по фамилии, японца, они улетели, а я остался пачкать её розовый паркет и портить стены.
Когда они ушли, я спустился вниз – из окна был виден маленький магазинчик «Алиментасьен», купил бутылку красного вина и один отметил своё новоселье. Затем я уснул на двух матрасах, оставшихся мне от Франсин. Она хотела их выбросить, но так как у меня не было постели, то я их использовал ещё девять лет, эти матрацы. На следующий день я перевёз вещи и стал вкалывать. Я, морщась, закончил «Укрощение тигра в Париже». Пришла Наташа Медведева и мне позавидовала. Она всегда во всём мне завидовала. Я стал жить. Квартира мне нравилась. В дождь желоба, проложенные вдоль окон, наполнялись водой, и она лениво стекала потом. Летом крыша нагревалась, зимой остывала, и температура в квартире следовала сезону. В самодельных бумагах, которые мы с Франсин подписали, Франсин Руссель была обозначена как «действующая с согласия и по поручению мадам Обенк». Мадам я так никогда и не увидел, так же как и подругу Франсин Руссель. Через месяц, когда я уже было начал волноваться, куда девать мои деньги, кому платить (подруга не объявилась), позвонила из Нью-Йорка Франсин, спросила, как у меня дела, и наказала заплатить деньги в этот раз её матери, мадам Руссель, и дала мне её домашний телефон.
Я позвонил, услышал этакий худенький, хорошо обученный, высокой грамотности и определённой элегантности голос пожилой дамы. Мы уговорились, когда я приду, и я отправился. Собственно, за всю мою жизнь я никогда не имел своей квартиры, не имею и сейчас, потому общение с разнообразными, разноликими и разноязыкими хозяевами квартир или отелей стало моей как бы побочной специальностью. И в Париже с 1980-го по 1985 год я уже успел пообщаться, пожить и «иметь разнообразные отношения» с несколькими «proprieteures». Студио на рю дэз Аршив, 54 (то есть улица Архивов, поскольку была расположена рядом с Национальным архивом) сдавала мне крайне подвижная бойкая старушка мадемуазель Но. Она носила шляпки, постоянно ездила в туристские путешествия по всему миру, жила в том же доме 54, в другом крыле, и даже пару раз приглашала меня на обед, где собирались лучшие люди нашего дома: там, например, присутствовал некий усатый мсье, владелец страхового агентства «Барбара».
Роман «Это я — Эдичка» — история любви с откровенно-шокирующими сценами собрала огромное количество самых противоречивых отзывов. Из-за морально-этических соображений и использования ненормативной лексики книга не рекомендуется для чтения лицам, не достигшим 18-летнего возраста.
«Палач» — один из самых известных романов Эдуарда Лимонова, принесший ему славу сильного и жесткого прозаика. Главный герой, польский эмигрант, попадает в 1970-е годы в США и становится профессиональным жиголо. Сам себя он называет палачом, хозяином богатых и сытых дам. По сути, это простая и печальная история об одиночестве и душевной пустоте, рассказанная безжалостно и откровенно. Читатель, ты держишь в руках не просто книгу, но первое во всем мире творение жанра. «Палач» был написан в Париже в 1982 году, во времена, когда еще писателей и книгоиздателей преследовали в судах за садо-мазохистские сюжеты, а я храбро сделал героем книги профессионального садиста.
Возможно, этот роман является творческой вершиной Лимонова. В конспективной, почти афористичной форме здесь изложены его любимые идеи, опробованы самые смелые образы.Эту книгу надо читать в метро, но при этом необходимо помнить: в удобную для чтения форму Лимонов вложил весьма радикальное содержание.Лицам, не достигшим совершеннолетия, читать не рекомендуется!
«...Общего оргазма у нас в тот день не получилось, так как Наташа каталась по полу от хохота и настроение было безнадежно веселым, недостаточно серьезным для общего оргазма. Я читал ей вслух порносценарий...»Предупреждение: текст содержит ненормативную лексику!
• Эксцессы• Юбилей дяди Изи• Мой лейтенант• Двойник• On the wild side• Американский редактор• Американские каникулы• East-side — West-side• Эпоха бессознания• Красавица, вдохновляющая поэта• Муссолини и другие фашисты…• Press-Clips• Стена плача• The absolute beginner• Трупный яд XIX века• Веселый и могучий Русский сексЛицам, не достигшим совершеннолетия, читать не рекомендуется!
«Что в книге? Я собрал вместе куски пейзажей, ситуации, случившиеся со мной в последнее время, всплывшие из хаоса воспоминания, и вот швыряю вам, мои наследники (а это кто угодно: зэки, работяги, иностранцы, гулящие девки, солдаты, полицейские, революционеры), я швыряю вам результаты». — Эдуард Лимонов. «Старик путешествует» — последняя книга, написанная Эдуардом Лимоновым. По словам автора в ее основе «яркие вспышки сознания», освещающие его детство, годы в Париже и Нью-Йорке, недавние поездки в Италию, Францию, Испанию, Монголию, Абхазию и другие страны.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Джон Нейхардт (1881–1973) — американский поэт и писатель, автор множества книг о коренных жителях Америки — индейцах.В 1930 году Нейхардт встретился с шаманом по имени Черный Лось. Черный Лось, будучи уже почти слепым, все же согласился подробно рассказать об удивительных визионерских эпизодах, которые преобразили его жизнь.Нейхардт был белым человеком, но ему повезло: индейцы сиу-оглала приняли его в свое племя и согласились, чтобы он стал своего рода посредником, передающим видения Черного Лося другим народам.
Аннотация от автораЭто только кажется, что на работе мы одни, а дома совершенно другие. То, чем мы занимаемся целыми днями — меняет нас кардинально, и самое страшное — незаметно.Работа в «желтой» прессе — не исключение. Сначала ты привыкаешь к цинизму и пошлости, потом они начинают выгрызать душу и мозг. И сколько бы ты не оправдывал себя тем что это бизнес, и ты просто зарабатываешь деньги, — все вранье и обман. Только чтобы понять это — тоже нужны и время, и мужество.Моя книжка — об этом. Пять лет руководить самой скандальной в стране газетой было интересно, но и страшно: на моих глазах некоторые коллеги превращались в неопознанных зверушек, и даже монстров, но большинство не выдерживали — уходили.
Эта книга воссоздает образ великого патриота России, выдающегося полководца, политика и общественного деятеля Михаила Дмитриевича Скобелева. На основе многолетнего изучения документов, исторической литературы автор выстраивает свою оригинальную концепцию личности легендарного «белого генерала».Научно достоверная по информации и в то же время лишенная «ученой» сухости изложения, книга В.Масальского станет прекрасным подарком всем, кто хочет знать историю своего Отечества.
В книге рассказывается о героических боевых делах матросов, старшин и офицеров экипажей советских подводных лодок, их дерзком, решительном и искусном использовании торпедного и минного оружия против немецко-фашистских кораблей и судов на Севере, Балтийском и Черном морях в годы Великой Отечественной войны. Сборник составляют фрагменты из книг выдающихся советских подводников — командиров подводных лодок Героев Советского Союза Грешилова М. В., Иосселиани Я. К., Старикова В. Г., Травкина И. В., Фисановича И.
Встретив незнакомый термин или желая детально разобраться в сути дела, обращайтесь за разъяснениями в сетевую энциклопедию токарного дела.Б.Ф. Данилов, «Рабочие умельцы»Б.Ф. Данилов, «Алмазы и люди».
Человек так устроен: он любит и привык бояться. И страх смерти — самое мучительное из всех человеческих страданий. Мы живем в состоянии непрекращающейся борьбы, не оставляя себе свободного времени на размышления, в том числе и о природе смерти. Смерть не является проблемой, это мы сделали ее таковой. А ведь именно она всегда была неотъемлемой частью нашего существования, более того, она есть нечто самое главное, что непременно когда-либо произойдет в жизни каждого человека. Иными словами, каждый из нас носит в себе свою смерть, каждый пишет свою собственную книгу мертвых.
Образ Лимонова-политика, Лимонова-идеолога радикальной (запрещенной) партии, наконец, Лимонова-художника жизни сегодня вышел на первый план и закрыл собой образ Лимонова-писателя. Отсюда и происхождение этой книги. Реальное бытие этого человека, история его отношений с людьми, встретившимися ему на его пестром пути, теперь вызывает интерес, пожалуй, едва ли не больший, чем его литературные произведения.Здесь Лимонов продолжает начатый в «Книге мертвых» печальный список людей, которые, покинув этот мир, все равно остаются в багаже его личной памяти.
Издание содержит разделы: "Слово о смерти", "Нечто о погребальной обрядности", "Книга Смерти (Сборник этнографических материалов о смерти о и похоронной обрядности славян)", "Вещие речения о смерти", "Приметы о смерти", "Знамения смерти", "О явлениях умерших во снах", "Если сон предвещает смерть", "Видение о "3", "9" и "40", "Славянская книга мертвых", "Нечто о похоронной обрядности", "Весенние славянские обряды в честь мертвых", "Похоронный обряд", "Тризна", "Тризны творение", "Слово на тризну".
"Эдуард Лимонов продолжает список своих покойников. Нарушая заповеданные табу (о мертвых — или хорошо, или ничего) и правила политкорректных слюнтяев, он не имеет снисхождения к ушедшим и спрашивает с них так, как спрашивал бы с живых — героям отдает должное, недостойных осуждает на высшую меру презрения. Память Лимонова хранит либо "горячих", либо "холодных" — в его мартирологе "теплым" места нет. Резкая, злая, бодрая книга.".