Книга имен - [32]

В ту же ночь сенюр Жозе вернулся в Главный Архив, имея при себе карманный фонарик и стометровый моток крепкого шнура. Фонарик был снабжен новой батарейкой, сулившей несколько часов бесперебойной работы, но сеньор Жозе, более чем измытаренный трудностями, с которыми столкнулся во время кражи со взломом, усвоил прочно, что и самой дальновидной предусмотрительности бывает мало, особенно если с большака честной жизни сворачиваешь на извилистые тропки преступления. Вообразите, что будет, если маленькая лампочка фонарика перегорит, вообразите, что стекло, защищающее ее и усиливающее свет, вылетит из гнезда, простите за сравнение, столь же невольное, сколь и неуместное, с оперившимся птенцом, вообразите наконец, что фонарик с целыми и невредимыми лампочкой, стеклом и батарейкой выпадет и закатится в такую щель, откуда его ни рукой, ни крючком никаким не извлечешь, и, короче говоря, за неимением настоящей ариадниной нити, воспользоваться которой наш герой не осмелится, хоть ящик принадлежащего хранителю письменного стола, где на всякий непредвиденный случай лежит она вместе с мощным фонарем, никогда не запирается на ключ, сеньору Жозе заменит ее купленный в хозяйственном магазине моток простого и непритязательного шнура, который выведет назад, в мир живых, того, кто намеревается сейчас вступить в пределы мертвого царства. Как сотрудник Главного Архива, сеньор Жозе имеет совершенно законный доступ к любым документам, фиксирующим акты гражданского состояния, каковые документы, о чем излишне напоминать, составляют самое существо его работы, и потому не вполне понятно, почему бы ему не обратиться к соответствующему коллеге, сказавши: Иду в архив искать формуляр одной недавно скончавшейся женщины. Только дело-то все в том, что мало будет сказать так, надо еще привести административно обоснованное и бюрократически логичное объяснение, ибо коллега не преминет осведомиться: Зачем она вам, а на этот вопрос сеньор Жозе внятного ответа не отыщет, ибо нельзя же в самом деле сказать: Да хочу, знаете ли, убедиться, что она и вправду умерла, и во что же превратится наш Главный Архив, если начнет исполнять эти и подобные прихоти и чудачества, не столько, впрочем, зловредные, сколько непродуктивные. Самое скверное — это если сеньор Жозе в ходе своей ночной экспедиции не сумеет обнаружить документы покойницы в том хаосе, какой являет собой архив мертвых. Ясно, что в принципе, раз речь идет о недавней кончине, бумаги покойной должны бы размещаться недалеко от входа в архив мертвых, но тотчас возникает новая сложность, ибо попробуй-ка точно определить, где он, этот вход. И слишком просто было бы, уподобясь неисправимым оптимистам, заявлять, что пространство мертвых начинается там, где кончается пространство живых, и, соответственно, наоборот, и если во внешнем мире дела примерно так и обстоят, ибо если не брать в расчет события чрезвычайные и исключительные, ну, или как минимум не столь исключительные, как природные катастрофы или бедствия войны, то, согласитесь, едва ли можно увидеть на улицах мертвых вперемежку с живыми. Однако в Главном Архиве по причинам структурного характера, и не только, подобное вполне может случиться. Может и случается. Ранее мы уже объясняли, что время от времени, когда под постоянным и неодолимым напором мертвецов начинают закупориваться коридорные артерии Архива и вслед за тем, но и вследствие этого затрудняется доступ к нужным документам, ничего другого не остается, как снести заднюю стену и возвести ее снова, но уже на несколько метров дальше. Однако по невольной оплошности мы не упомянули два весьма пагубных последствия этой закупорки. Прежде всего, пока стена еще только сооружается, формуляры и личные дела новопреставленных за недостатком места в тыльной части здания угрожающе надвигаются на документы живых, находящиеся на самых дальних от входа полках, и соприкасаются с ними, отчего происходит каскад щекотливых ситуаций, а именно смешение живых и мертвых. Во-вторых, когда стена уже выстроена и потолок продолжен и архив мертвых может наконец зажить нормальной жизнью, эти же самые пограничные, с позволения сказать, стычки живых и мертвых делают если не невозможным, то крайне затруднительным перевод в торцевую тьму всей кучи докучных покойников, простите, если выражение это покажется вам неуместным. Прибавьте к этим совсем не малым несообразностям и то обстоятельство, что два самых младшеньких делопроизводителя, не заподозренных покуда ни шефом, ни его замами, время от времени, то ли из-за недостатков профессиональной подготовки, то ли из-за вопиющей этической глухоты, ничтоже, что называется, сумняшеся, отбрасывают мертвецов как попало, не поглядев, есть ли для них свободное место. И если на этот раз фортуна не улыбнется сеньору Жозе, если судьба не будет ему благоприятствовать, то недавнее проникновение со взломом в здание школы, сколь бы опасно оно ни было, покажется просто увеселительной прогулкой по сравнению с тем, что предстоит ему сейчас.

Возникает закономерный вопрос — для чего нужна сеньору Жозе путеводная нить длиною в сто метров, если протяженность Главного Архива, как бы его ни расширяли, все же не превышает восьмидесяти. Но задавать такие вопросы есть неотъемлемое свойство людей, воображающих, будто все на свете можно сделать, если только неукоснительно следовать некоей прямой линии, которая кратчайшим путем выведет из одной точки в другую, и, может быть, там, во внешнем мире, это у кого-то и получается, но здесь, где живые и мертвые делят одно и то же пространство, приходится без конца петлять и кружить, обходя горы папок, холмы личных дел, курганы формуляров, продираться сквозь чащобу и блуждать среди руин, брести над мрачными безднами вдоль стены грязных бумаг, нависающих над головой, и многие, многие метры шнура требуется протянуть и оставить позади, подобно извилистому, едва заметному в пыли следу, ибо иначе не понять, проходил ли ты тут или нет, и не найти пути назад. Сеньор Жозе один конец шнура обвязал вокруг ножки хранительского стола, причем вовсе не от недостатка уважения, а чтобы выиграть несколько метров расстояния, а другим окрутил собственную щиколотку, и, разматываясь при каждом шаге, шнур пополз вперед по одному из коридоров архива живых. План состоял в том, чтобы начать поиски с тыльной части, где полагалось бы находиться формуляру и личному делу неизвестной женщины, хотя по причинам, изложенным выше, мало надежды на упорядоченное размещение документов, очень мало. Строгой натуре сеньора Жозе, чиновника прежней школы, вышколенного, вымуштрованного старинными методами, глубоко противно иметь дело с безответственностью новых поколений и приниматься за поиски там, где лишь по злостному и умышленному нарушению основополагающих правил архивного хранения может находиться покойник. Наш герой знает, что главной трудностью, с которой он столкнется, будет темнота. Начиная от шефского стола, по-прежнему тускло освещенного неугасимой потолочной лампадой, весь Главный Архив погружен в густую тьму. Включать же светильники по пути следования, сколь бы ни были немощны они, слишком рискованно, потому что бдительный страж порядка, обходящий квартал, или просто сознательный гражданин, которому небезразличны порядок и безопасность, вполне способны будут различить слабое, рассеянное мерцание в высоких окнах и немедля поднять тревогу. И сеньор Жозе может рассчитывать только на желтоватый кружок, подрагивающий перед ним — а подрагивает он в такт шагам, но еще и потому, что сжимающая его рука нетверда. И, надо сказать, одно дело приходить в архив мертвых в дневные часы, чувствуя позади присутствие сослуживцев, которые, хоть и мало склонны, как мы имели случай убедиться, к товарищескому участию, все же непременно окажут помощь, если будет грозить всамделишная опасность или случится сильнейший нервный срыв, и прежде всего известят шефа: Посмотрите, что там творится с этим, — и совсем другое, когда во тьме ночной бродишь здесь по этим человеческим катакомбам, когда со всех сторон подступают к тебе имена, и поди-ка разбери, шелестит ли это бумага, шепчут ли голоса.