Книга имен - [4]

На другой день он отправился искать того человека, чье имя он записал — Мирку-Свинопаса из Ведячего Лога. Явившись в Лог, он выяснил, что Мирка внезапно исчез. Более того, получалось так, что исчез он в то самое время, когда Трисквет произнес непроизносимое сочетание букв, стоявших напротив Миркиного имени. Но это могло быть и совпадением. В конце концов, свинопас мог пропасть по другой причине. И Трисквет направился к развилке Северной и Торговой дорог…

— Господин настоятель может быть уверен, дуба там больше нет.

— Воистину удивительная история, — пробормотал Фроско, потрясенный услышанным.

— Книга эта страшна, — прохрипел Трисквет, — что если на одной из ее страниц есть Порт-Фарин? Или Великое море? Или, наконец, вся земля? Кто имеет книгу, имеет бесконечную власть. Я был слаб, я поддался ее очарованию, и вот, наступает расплата. Скажите, что ждет меня там, в Верхнем Мире, в который вы верите?

— Этого нам знать не дано. Кроме того, не стоит отчаиваться. Ты еще можешь поправиться… У той книги было название?

— Нет, ни автора, ни названия, ни титульной страницы, ни места издания. Только обложка из кожи и страницы без номеров.

— Ты упомянул, что, кроме свинопаса, дуба и колокола, ты записал какое-то необычное слово.

— Да. «Самграхас». Странное слово, никогда не встречал его раньше.

— Я тоже. Расскажи, как случился пожар?

Силы уже покидали Трисквета. Ослабшим голосом он поведал о старухе, обвинявшей его в пропаже мужа, и о сатире, который хотел купить алхимические руководства для архивариуса Клямпа. Вспоминая, как погибали в огне его книги, он разрыдался. Вскоре он снова впал в забытье.

Сатир сбился с ног, выполняя поручения Клямпа. Дом Луцци он разыскал, но внутрь его, конечно же, не пустили. Про Трисквета было известно, что тот смертельно болен. Явившемуся на следующий день архивариусу объявили, что он уже никогда не сможет поговорить с книжником.

Из Ведячего Лога сатир вернулся, как показалось Клямпу, хромая уже на обе ноги. Местные жители отнеслись к сатиру с недоверием, и тому пришлось немало потрудиться, чтобы не захромать головой. Свинопас пропал — как и дуб, тысячу лет спокойно росший на развилке Северной и Торговой дорог. На его месте в земле зиял провал, в котором обещано похоронить того, кто украл знаменитое дерево. Пожарный колокол в Старой Громне был еще на месте, хотя, в глубине души, сатир ожидал обратного.

Порадовавшись его успехам, Клямп поручил было ему найти и Самграхас, но потом передумал и отменил задание.

Для второго визита в дом Луцци Клямп захватил с собой кошелек со звонкой монетой. Брат Трисквета был беден, блеск золота должен был его разговорить. Что сказал книжник перед смертью? Не осталось ли после него книг, уцелевших во время пожара?

— Ничего не осталось, — сокрушался Луцци, — все, что удалось спасти, разворовали проходимцы, которые и читать-то толком не умеют. А перед самой смертью брат бредил какой-то книгой. Толком я ничего не понял, но, кажется, — он перешел на шепот, — то была книга заклинаний!

— Заклинаний? В самом деле?

Луцци явно не знал подробностей, но, желая заработать лишний золотой, начал пересказывать все, что слышал от кого-либо о заклинаньях. В конце он добавил, что настоятель Фроско, говоривший с братом перед кончиной, вероятно, должен знать больше.

Клямп расплачивался дрожащими руками. Нет, ему не было жалко золота (как то подумал Луцци), и не старческие болезни его одолели. Он трепетал от предвкушения разгадки, и от страха, что будет слишком слаб, чтобы ею воспользоваться.

Заклинанья, это слова, размышлял архивариус. Слова, которые произносят вслух. Слова, которые не похожи на те, что мы произносим в обыденной жизни.

Что будет, если он произнесет «дуб у развилки Северной и Торговой дорог»? Ничего, вероятно. Немало людей произносили эти слова, и не раз. Но череда букв вслед за дубом… Дерева больше нет, и вряд ли их произнесенье нанесет большой вред. Разве что дуб появится вновь на месте.

Вечером он заперся в кабинете и начал произносить загадочное слово. С каждой следующим слогом он ждал, что над ним разверзнуться небеса. На полдороге он остановился и отпер дверь в кабинет. Вдруг ему потребуется позвать на помощь? Паук, конечно, сумеет войти и в запертую дверь, но не будет ли уже слишком поздно?

Только с пятого раза ему удалось произнести слово, как он полагал, верно. Пот градом катил со лба, когда он выговаривал завершающий слог. Между тем, небеса не разверзлись, и дуб, как это на следующий день установил сатир, на место не прибыл.

Произнесение слова, помещенного напротив пожарного колокола в Старой Громне, так же не причинило архивариусу никакого вреда. Но явившийся на утро сатир доложил, что в известный час колокол пропал из башни.

Архивариус, слушавший его стоя, рухнул в кресло. Его ужаснула мысль, что книга, откуда Трисквет переписал слова, находится сейчас в чужих руках. Немного успокаивало то, что большинство сограждан Клямпа не могут прочитать даже собственное имя.

— Надо разыскать того, кто украл книгу, — сказал он сатиру (который, хвала Провидению, тоже не смыслил в грамоте). — И в первую очередь проверить того настоятеля, Фроско.