Книга иллюзий - [7]

Шрифт
Интервал

Все мы, мистер Зиммер, умрем, сказал он. Почему вы считаете, что это должно с вами случиться в самолете? Если вы верите статистике, у вас гораздо больше шансов умереть у себя дома.

Я не сказал, что боюсь умереть, возразил я. Я сказал, что боюсь летать. Это не одно и то же.

Но если речь не идет об аварии, откуда взяться страху?

А оттуда, что я себе не доверяю. Я боюсь потерять над собой контроль и не хочу оказаться в роли клоуна.

Я не уверен, что правильно вас понял.

Я представляю, как сажусь в самолет, как иду к своему креслу – и вдруг ломаюсь.

Ломаетесь? В каком смысле? Ломаетесь душевно?

Да, у меня происходит нервный срыв на глазах у четырехсот посторонних людей. Я теряю разум. Мной овладевает безумие.

И что вы делаете в своем воображении?

По-разному бывает. Иногда кричу. Иногда бью людей в лицо. Иногда врываюсь в кабину и начинаю душить пилота.

Вас кто-нибудь пытается остановить?

А то нет. На меня наваливаются всем миром и прижимают к полу. Меня метелят по полной программе.

Когда вы последний раз дрались, мистер Зиммер?

Уже не помню. В детстве, надо полагать. Лет в одиннадцать-двенадцать. На школьном дворе. Сошелся с первым драчуном в классе.

И откуда у вас эти опасения, что вы снова готовы ввязаться в драку?

Ниоткуда. Ощущение в кулаках. Что-нибудь меня зацепит, и я сорвусь. И тогда я ни за что не ручаюсь.

Но почему самолеты? На земле вы ведь не боитесь потерять над собой контроль?

Потому что самолеты безопасны. Это общее место. Самолеты – это безопасность, скорость и эффективность. В воздухе я застрахован от неприятностей. Отсюда и мой страх. Я не боюсь погибнуть – я боюсь, потому что я точно знаю, что не должен погибнуть.

У вас не было попыток самоубийства, мистер Зиммер?

Нет.

И вы никогда не думали об этом?

Разумеется, думал. Как всякий смертный.

И поэтому вы пришли? Чтобы выйти отсюда с рецептом на хорошее, сильнодействующее снотворное, которое поможет вам покончить с собой?

Я ищу забвения, доктор, а не смерти. Снотворное погрузит меня в сон, а в бессознательном состоянии я не буду думать о своих возможных поступках. Я одновременно там и не там, и мое «я», которое окажется не там, будет надежно защищено.

Защищено от чего?

От меня. От этого ужаса, что со мной в принципе не может ничего случиться.

Ваш полет, как вы сами считаете, пройдет тихо и гладко. Почему это обстоятельство вас пугает, мне по-прежнему непонятно.

Потому что шансы на моей стороне. Самолет взлетит и благополучно приземлится в пункте назначения, и я сойду с трапа целый и невредимый. Вы скажете, вот и ладушки. Но в эту минуту я поставлю жирный крест на том, во что я свято верю. Я оскорблю мертвых, доктор. Я сведу их трагедию к банальному невезению. Понимаете? Это все равно что сказать им: ваша смерть была бессмысленной.

Он меня понял. В действительности я говорил короче, но я имел дело с умным и деликатным врачом, так что остальное он додумал сам. Дж. М. Сингх, выпускник Королевского медицинского колледжа, штатный терапевт Джорджтаунского университетского госпиталя, с четким британским акцентом и рано поредевшей шевелюрой, вдруг понял, о чем я ему толкую в этой тесной комнатенке с флуоресцентным светом и блестящими металлическими поверхностями. Я еще застегивал рубашку, сидя на кушетке и глядя в пол (только бы не встретиться с ним взглядом, только бы не обнаружить предательских слез), тягостная пауза казалась мне вечной, и тут он положил руку мне на плечо. Мне очень жаль, сказал он. Мне очень жаль, что так случилось.

Впервые за много месяцев ко мне кто-то прикоснулся, и в том, что я сделался объектом сострадания, было что-то тревожное, почти отталкивающее. Я к вам пришел не за сочувствием, доктор, сказал я. Я пришел за таблетками.

Он отступил с легкой гримасой досады, а затем присел на табурет в углу. Пока я заправлял рубашку в брюки, он вытащил из кармана своего белого халата рецептурный блокнот. Я готов пойти вам навстречу, сказал он, но, прежде чем вы уйдете, я бы просил вас пересмотреть свое решение. Мне кажется, я понимаю, что вы пережили, мистер Зим-мер, и мне бы не хотелось ставить вас в условия повышенного стресса. Существуют ведь и другие способы путешествия. Это в ваших же интересах – избегать пока самолетов.

До сих пор я так и поступал, но теперь считаю иначе, возразил я. Слишком большие расстояния. Сейчас я еду в Беркли, Калифорния, а затем мне надо в Лондон и Париж. Поездом до Западного побережья – три дня. Умножьте на два, с учетом обратной дороги, и добавьте десять дней на пересечение Атлантики в оба конца… это шестнадцать суток, как минимум, псу под хвост. Чем прикажете мне заниматься все это время? Изучать в иллюминатор морской пейзаж?

Сбавить темп – не такая уж плохая идея. Это поможет отчасти снять стресс.

Но стресс – это как раз то, что мне необходимо. Стоит мне расслабиться, и от меня останутся рожки да ножки. Я развалюсь на сотню мелких осколков, которые уже никогда не склеить.

Я произнес это с такой горячностью, и в моем голосе прозвучали нотки такого искреннего безумия, что доктор Сингх, кажется, улыбнулся – или попытался подавить улыбку. Но это ведь не входит в наши планы? сказал он. Раз уж вам так приспичило лететь – летите. Только договоримся – в один конец. На этой странной фразе он вытащил из кармана ручку и нацарапал в своем блокноте какие-то иероглифы. Вот, сказал он, отрывая верхний листок и передавая его мне. Ваш билет авиакомпанией «Ксанакс».


Еще от автора Пол Остер
Бруклинские глупости

Натан Гласс перебирается в Бруклин, чтобы умереть. Дни текут размеренно, пока обстоятельства не сталкивают его с Томом, племянником, работающим в букинистической лавке. «Книга человеческой глупости», над которой трудится Натан, пополняется ворохом поначалу разрозненных набросков. По мере того как он знакомится с новыми людьми, фрагменты рассказов о бесконечной глупости сливаются в единое целое и превращаются в историю о значимости и незначительности человеческой жизни, разворачивающуюся на фоне красочных американских реалий нулевых годов.


Храм Луны

«Храм Луны» Пола Остера — это увлекательная и незабываемая поездка по американским горкам истории США второй половины прошлого века; оригинальный и впечатляющий рассказ о познании самих себя и окружающего мира; замечательное произведение мастера современной американской прозы; книга, не требующая комментария и тем более привычного изложения краткого содержания, не прочитать которую просто нельзя.


4321

Один человек. Четыре параллельные жизни. Арчи Фергусон будет рожден однажды. Из единого начала выйдут четыре реальные по своему вымыслу жизни — параллельные и независимые друг от друга. Четыре Фергусона, сделанные из одной ДНК, проживут совершенно по-разному. Семейные судьбы будут варьироваться. Дружбы, влюбленности, интеллектуальные и физические способности будут контрастировать. При каждом повороте судьбы читатель испытает радость или боль вместе с героем. В книге присутствует нецензурная брань.


Нью-йоркская трилогия

Случайный телефонный звонок вынуждает писателя Дэниела Квина надеть на себя маску частного детектива по имени Пол Остер. Некто Белик нанимает частного детектива Синькина шпионить за человеком по фамилии Черни. Фэншо бесследно исчез, оставив молодуюжену с ребенком и рукопись романа «Небыляндия». Безымянный рассказчик не в силах справиться с искушением примерить на себя его роль. Впервые на русском – «Стеклянный город», «Призраки» и «Запертая комната», составляющие «Нью-йоркскую трилогию» – знаменитый дебют знаменитого Пола Остера, краеугольный камень современного постмодернизма с человеческим лицом, вывернутый наизнанку детектив с философской подоплекой, романтическая трагикомедия масок.


Измышление одиночества

«Измышление одиночества» – дебют Пола Остера, автора «Книги иллюзий», «Мистера Вертиго», «Нью-йоркской трилогии», «Тимбукту», «Храма Луны».Одиночество – сквозная тема книги. Иногда оно – наказание, как в случае с библейским Ионой, оказавшимся в чреве кита. Иногда – дар, добровольное решение отгородиться от других, чтобы услышать себя. Одиночество позволяет создать собственный мир, сделать его невидимым и непостижимым для других.После смерти человека этот мир, который он тщательно оберегал от вторжения, становится уязвим.


Невидимый

Когда Пола Остера спросили о том, кто, по его мнению, может быть назван идеальным рассказчиком, писатель ответил: «Это безвестные мужчины и женщины — творцы сказочных историй, которые мы по сей день рассказываем друг другу, это создатели «Тысячи и одной ночи» и европейских волшебных сказок. Я говорю обо всей традиции устного творчества, появившейся с того момента, когда человек научился говорить. Именно она является для меня неиссякаемым источником вдохновения». Все книги Пола Остера, к какому бы периоду они ни принадлежали, обладают одной яркой особенностью, которую можно назвать — волшебством рассказа.


Рекомендуем почитать
Тайны кремлевской охраны

Эта книга о тех, чью профессию можно отнести к числу древнейших. Хранители огня, воды и священных рощ, дворцовые стражники, часовые и сторожа — все эти фигуры присутствуют на дороге Истории. У охранников всех времен общее одно — они всегда лишь только спутники, их место — быть рядом, их роль — хранить, оберегать и защищать нечто более существенное, значительное и ценное, чем они сами. Охранники не тут и не там… Они между двух миров — между властью и народом, рядом с властью, но только у ее дверей, а дальше путь заказан.


Аномалия

Тайна Пермского треугольника притягивает к себе разных людей: искателей приключений, любителей всего таинственного и непознанного и просто энтузиастов. Два москвича Семён и Алексей едут в аномальную зону, где их ожидают встречи с необычным и интересными людьми. А может быть, им суждено разгадать тайну аномалии. Содержит нецензурную брань.


Хорошие собаки до Южного полюса не добираются

Шлёпик всегда был верным псом. Когда его товарищ-человек, майор Торкильдсен, умирает, Шлёпик и фру Торкильдсен остаются одни. Шлёпик оплакивает майора, утешаясь горами вкуснятины, а фру Торкильдсен – мегалитрами «драконовой воды». Прежде они относились друг к дружке с сомнением, но теперь быстро находят общий язык. И общую тему. Таковой неожиданно оказывается экспедиция Руаля Амундсена на Южный полюс, во главе которой, разумеется, стояли вовсе не люди, а отважные собаки, люди лишь присвоили себе их победу.


На этом месте в 1904 году

Новелла, написанная Алексеем Сальниковым специально для журнала «Искусство кино». Опубликована в выпуске № 11/12 2018 г.


Зайка

Саманта – студентка претенциозного Университета Уоррена. Она предпочитает свое темное воображение обществу большинства людей и презирает однокурсниц – богатых и невыносимо кукольных девушек, называющих друг друга Зайками. Все меняется, когда она получает от них приглашение на вечеринку и необъяснимым образом не может отказаться. Саманта все глубже погружается в сладкий и зловещий мир Заек, и вот уже их тайны – ее тайны. «Зайка» – завораживающий и дерзкий роман о неравенстве и одиночестве, дружбе и желании, фантастической и ужасной силе воображения, о самой природе творчества.


На что способна умница

Три смелые девушки из разных слоев общества мечтают найти свой путь в жизни. И этот поиск приводит каждую к борьбе за женские права. Ивлин семнадцать, она мечтает об Оксфорде. Отец может оплатить ее обучение, но уже уготовил другое будущее для дочери: она должна учиться не латыни, а домашнему хозяйству и выйти замуж. Мэй пятнадцать, она поддерживает суфражисток, но не их методы борьбы. И не понимает, почему другие не принимают ее точку зрения, ведь насилие — это ужасно. А когда она встречает Нелл, то видит в ней родственную душу.