Книга еретиков - [20]

В секциях 2 и 3 Аэций говорит, что поскольку Бог выше всякой причины, то Он и не получил бытия от какой-либо природы и Сам Себе не дал бытия. Таким образом, насколько можно понять мысль Аэция, он утверждает, что нельзя считать, что Бог Сам Себе дал бытие, т. е. что Он есть причина Своего существования, causa sui. Для Аэция принять, что Бог есть причина Себя, значило бы допустить, что Его сущность имеет некоторое подобие с сущностью Сына (определяющей особенностью которой является то, что она есть порожденная, т. е. «причиненная», или следствие некоторой причины) – подобие в том отношении, что оба имеют для себя причину, даже если, в случае Бога, этой причиной является Он Сам.

Здесь опять находит свое проявление тот факт, что система Аэция основана на несколько иных философских предпосылках, нежели доктрина Ария. У Ария совершенства Сына объясняются тем, что они суть таковые по причастию Божиим совершенствам: Сын есть Слово и Премудрость по причастию к собственному Слову и Премудрости Бога; Сын знает Бога «насколько возможно» по причастию к Его самосозерцанию. Дискурс же Аэция в целом направлен на то, чтобы совершенно исключить для Сына возможность причаствовать или участвовать в Божественном бытии, а в отношении Бога – возможность даровать Сыну участие в Своем бытии в каком-либо отношении.

Единственное, в отношении чего Аэций, кажется, допускает подобие Сына некоему свойству Бога, есть природная неизменяемость Христа. Однако здесь позиция Аэция неоднозначна. Насколько можно понять его мысль, с одной стороны, Христос неизменяем – в соответствии со Своим чином, как Первородный из твари (секции 15, 32), с другой же стороны, иногда Аэций относит «неизменяемость» только к Богу как причине «инакового» Ему, а значит, «изменяемого», к которому относится и бытие Сына: сам факт порождения Сына, его прихода в бытие, Аэций связывает с некоей бытийной изменяемостью (секция 22). В этом плане проявляется двойственность учения Аэция: кроме собственно богословского взгляда, подразумевающего неизменяемость Сына, имеет место еще и другой, философский взгляд – учитывающий философские основания специфики бытия Сына, с точки зрения которого к Нему приложимо понятие изменения.

Епифаний Кипрский. Панарион. Против аномеев. Пятьдесят шестая, а по общему порядку семьдесят шестая ересь [80] .

Есть еще некоторые еретики, называемые «аномеями»[81]. Они недавно появились. Вождем их был некто диакон Аэтий, произведенный в этот сан за свою болтливость Георгием Александрийским[82], бывшим епископом у ариан и мелетиан. Во времена Юлиана[83], как выше у меня показано, Георгий торжественно провезен был по городу на верблюде; сначала окружен он был язычниками и много потерпел от них, торжественно, как сказал я, проехал, бит был прутьями, потом влачим был почти чрез весь город и так умер, а после смерти был сожжен и вместе со множеством костей птиц и животных обращен в пепел, и прах его развеян был по ветру. Таков был его конец. Может быть, кто-нибудь скажет так об умершем: значит, он мученик, когда так пострадал от язычников? Если бы у него подвиг был за истину и если бы случилось ему потерпеть это от язычников по ненависти и за исповедание Христа, конечно, он был бы помещен в числе мучеников, и притом не малых. Но это было с ним не за исповедание Христа, но за великое насилие, которое он причинил городу и народу во время своего епископства, похитив у граждан доставшееся им от родителей имение. Мы не клевещем на этого человека; ибо много нанес он зла александрийцам, как, например, взял на откуп всю селитру и болота с папирусом и тростником и соленые озера и вздумал этим распоряжаться и доставлять все к себе. Такое у него было постыдное корыстолюбие, что он не пренебрегал даже ничтожных вещей: так, он придумал завести известное число носильщиков тел умерших, и нельзя было выносить тел умерших, и особенно чужестранцев, без людей, от него к тому приставленных. Это он делал не по страннолюбию, но, как я сказал, ради дохода. Если же кто сам погребал тело, тот подвергался опасности. Таким образом, с каждого покойника доставалась ему какая-нибудь прибыль. Умалчиваю о другом, именно: как этот человек вращался в роскоши и других пороках и в жестокости. Александрийцы, и особенно язычники, за все это имевшие гнев на него, довели его наконец до смерти. Александрийцы умертвили его, как скоро услышали о смерти Констанция[84]. У меня же не было другого предлога говорить о Георгии, кроме того, что Аэтий поставлен был от него во диакона.

Этот Аэтий до зрелого возраста, как говорят, был вовсе невежда в мирских науках. Поживши еще, он учился в Александрии у одного аристотелика, философа и софиста, и, изучив диалектику, вздумал изложение учения о Боге представлять в фигурах. На свободе он занимался и сидел над этим непрерывно, с утра до вечера, изучая и стараясь достигнуть говорить о Боге и составлять о Нем определения посредством геометрии и фигур. Сделавшись полным арианином и держась неистового учения ариан, он, от обращения с ними, стал еще более вредоносен и ежедневно изощрял язык свой против Сына Божия и Духа Святого. Некоторые обвинили его и донесли на него Констанцию, и он был сослан в пределы Тавра. Здесь он распространял свое нечестивое учение, с дерзостью выставляя оное на вид, и, поднимая голову с большим бесстыдством, непрерывно извергал свое злоучение. Он дерзнул назвать Сына неподобным Отцу и не тождественным со Отцем по Божеству. И мы сами не держимся подобия; ибо знаем, что Сын выше подобия по отношению к Отцу как тождественный и равный с Ним по Божеству и нисколько не отличный. Хотя многое уподобляется Богу, однако же это не одно и то же, не равно Божеству: так и человек создан по образу и по подобию, но он не одно и то же с Богом по равенству. Так и Царство Небесное подобно зерну горчичну