Книга баскетбола - [264]

Моим любимым воспоминанием финала-2009 является момент, когда Кобе, несмотря на наличие трех открытых партнеров, ринулся на четверых оппонентов в конце второй игры, и получил блок-шот. Стало ясно, что овертайм неизбежен, и Кобе ринулся к скамейке. Лицо Джексона, сидевшего на скамейке чуть дальше Кобе, выражало некоторую степень заинтересованности, отвращения и желания оставаться в стороне от момента[977]. Знаете, о чем напомнила мне эта реакция Фила? О браке. Когда вы проводите слишком много времени с кем-то и уже спокойно воспринимаете их сильные и слабые стороны. Например, я неаккуратен. Я разбрасываю одежду по полу. Когда я по утрам делаю себе кофе, то оставляю пятна на столе и забываю их вытереть. Моя жена перестала жаловаться на это примерно три года назад. Когда я повторяю эти ошибки, на ее лице появляется то самое выражение, как и у Фила. Черт. Я обречена с ним. Не стоит даже начинать. Тут все равно больше плюсов, чем минусов. Забудем об этом. На лице Джексона никогда не было этого выражения во время его первого брака с Майклом. В браке с Кобе это выражение появляется довольно часто. Можно даже сказать, что Фил и Кобе – неподходящая пара, и если продолжать аналогию, они даже разошлись в 2004-м спустя несколько лет несчастливой совместной жизни. Теперь они могут прожить вместе вечность. Когда тренер проводит слишком много времени с одним игроком, они действительно начинают чувствовать себя как пара супругов[978].

Даже Кобе признает, что Фил дал ему возможность раскрыть свой потенциал. Он стал легче прощать промахи партнеров и больше инвестировать в их индивидуальные успехи. Он раздвинул свои физические границы, наняв тренера Тима Гровера, который постоянно путешествует с ним. Он постоянно работает над мелкими нюансами своей игры и надеется, что его рабочая этика вдохновит партнеров. Он показал невиданный доселе пример человеческой воли с осени 2007-го по июнь 2009-го, выведя свою команду в два финала подряд, выиграл титул НБА, выходил на паркет в 164 матчах «регулярки» и 44 матчах в плей-офф без летнего перерыва, благодаря Олимпийским играм. Он был словно Терминатор, от которого отскакивали пули. Несмотря на всю противоречивость его натуры, я нахожу потрясающим то количество ныне живущих легенд баскетбола (Уолтон, Рассел, Уэст, Берд и Мэджик, если назвать хотя бы пятерых), которые в открытую выражают благодарность за то, что делает Кобе. Величайшие баскетболисты похожи на элитную группу писателей или музыкантов – они инстинктивно чувствуют, когда кто-то еще добрался до их уровня. Когда Уолтон или Мэджик во всеуслышание объявляют, что Кобе действительно изумителен, с этим невозможно спорить[979]. Но, несмотря на это, я считаю, что Кобе изменился лишь на своих условиях. Он жертвовал чем-то, только если продолжал получать львиную долю внимания. Именно его партнеры и тренеры практиковали Секрет – они добровольно отошли в тень и исполняли свои роли, позволив Кобе блистать в свете прожекторов, и никогда не жаловались. Как я сказал Уолтону, Кобе пришлось немного прогнуться, но для этого его партнерам пришлось прогнуться еще больше.

«Кобе лишь хочет побеждать, – замечает в ответ Уолтон. – Не имеет значения, в чем заключается твоя мотивация, отличается ли твой стиль от других, или твоя игра не одобряется людьми. Мы видели целый спектр различных вариаций игры Кобе за эту декаду, и сейчас он действительно хорош. Понимаешь, ты хочешь, чтобы он был хорош в твоем понимании. Проблема в твоем выборе – кто твои кумиры. Ты ценишь определенный тип игроков. У Кобе тоже есть право выбора».

Гейм, сет, партия.

«Возможно, вы правы, – отвечаю я. – Кобе сделал выбор в пользу такой игры, а мой выбор – не одобрять это решение. Но я по-прежнему верю, что он может быть лучше. Мне хочется, чтобы он достиг той вершины, когда я наблюдаю за ним и понимаю, что ему все равно, кто получит внимание, ему важна лишь победа. У меня не было этого ощущение после последнего финала. Понимаете?»

«Понимаю. Твое неприятие стиля игры Кобе не дает тебе насладиться чемпионством «Лейкерс». Такие игроки, как Берд, Мэджик и Рассел играли так, что этим наслаждались даже фанаты их оппонентов».

«Вы играли также», – добавляю я.

«Ну…»

Уолтон уставился в пол. Он ненавидит обсуждать собственную карьеру, но обожает рассказывать о тех, с кем ему довелось играть. Упомяните имя Берда, и Уолтон начнет фонтанировать историями о Лэрри Легенде. Но стоит вам упомянуть, как Уолтон данковал через голову Карима в плей-офф 77-го, и он среагирует так, словно ждет результатов колоноскопии. Он просто так устроен. Тридцать два года спустя он по-прежнему хочет, чтобы люди верили, что душой и сердцем «Блэйзерс-77» был Морис Лукас. Даже закончив карьеру, он остается все тем же бескорыстным человеком[980].

Я отмечаю, что мы, возможно, только что поняли, что является высшей степенью командной игры – когда команда играет настолько едино и неэгоистично, что даже фанаты противника признают это, говоря что-то в стиле: «Хотя нам только что надавали по заднице, смотреть на это было одно удовольствие». «Лейкерс» Мэджика играли в подобном ключе. «Селтикс» с Бердом были на это способны. «Буллс-96» и «Никс-70» играли так же.