Книга 2 - [6]

Он с волками жил и по-волчьи выл,

И орет теперь по-медвежьему.

А козлятушки-ребятки засучили рукава

И пошли шерстить волчишек в пух и клочья.

А чего теперь стесняться, если их глава

От лесного льва имеет полномочья.

Ощутил он вдруг остроту рогов

И козлиное вдохновение.

Россомах и лис, медведей, волков

Превратил в козлов отпущения.

Песня сплавщика

На реке ль, на озере

Работал на бульдозере,

Весь в комбинезоне и в пыли.

Вкалывал я до зари,

Считал, что черви — козыри,

Из грунта выколачивал рубли.

И не судьба меня манила,

И не золотая жила,

А упорная моя кость

И природная моя злость.

Ты мне не подставь щеки,

Не ангелы мы — сплавщики,

Неизвестны заповеди нам.

Будь ты хоть сам бог-Аллах,

Зато я знаю толк в стволах

И весело хожу по штабелям.

И не судьба меня манила,

И не золотая жила,

А упорная моя кость

И природная моя злость.

Про нечисть

В заповедных и дремучих,

Страшных муромских лесах

Всяка нечисть бродит тучей

И в проезжих сеет страх,

Воет воем, что твои упокойники,

Если есть там соловьи, то разбойники.

Страшно, аж жуть!

В заколдованных болотах

Там кикиморы живут,

Защекочут до икоты

И на дно уволокут.

Будь ты пеший, будь ты конный — заграбастают,

А уж лешие — так по лесу и шастают.

Страшно, аж жуть!

А мужик, купец иль воин

Попадал в дремучий лес

Кто — зачем, кто — с перепою,

А кто — сдуру в чащу лез.

По причине пропадали, без причины ли

Только всех их и видали: словно сгинули.

Страшно, аж жуть!

Из заморского, из леса

Где и вовсе сущий ад,

Где такие злые бесы,

Чуть друг друга не едят,

Чтоб творить им совместное зло потом,

Поделиться приехали опытом.

Страшно, аж жуть.

Соловей-разбойник главный

Им устроил буйный пир,

А от них был змей трехглавый

И слуга его вампир.

Пили зелье в черепах, ели бульники,

Танцевали на гробах, богохульники.

Страшно, аж жуть!

Змей Горыныч влез на дерево,

Ну раскачивать его:

Выводи, разбойник, девок,

Пусть покажут кой-чего,

Пусть нам лешие попляшут, попоют,

А не то, я, матерь вашу, всех сгною.

Страшно, аж жуть!

Соловей-разбойник тоже

Был не только лыком шит.

Гикнул, свистнул, крикнул: — рожа!

Гад заморский, паразит!

Убирайся без боя, уматывай

И вампира с собою прихватывай.

Страшно, аж жуть!

Все взревели, как медведи:

Натерпелись! Сколько лет!

Ведьмы мы или не ведьмы?

Патриоты или нет?

Налил бельмы, ишь ты, клещ, отоварился

А еще на наших женщин позарился.

Страшно, аж жуть!

А теперь седые люди

Помнят прежние дела:

Билась нечисть груди в груди

И друг друга извела,

Прекратилось навек безобразие,

Ходит в лес человек безбоязненно,

И не страшно ничуть!

Индусская религия

Кто верит в Магомета, кто — в Аллаха, кто — в Иисуса,

Кто ни во что не верит, даже в черта, назло всем.

Хорошую религию придумали индусы:

Что мы, отдав концы, не умираем насовсем.

Стремилась ввысь душа твоя,

Родишься вновь с мечтою,

Но, если жил ты, как свинья,

Останешься свиньею.

Пусть косо смотрят на тебя, — привыкни к укоризне.

Досадно? — Что ж, родишься вновь на колкости горазд.

Но если видел смерть врага еще при этой жизни,

В другой тебе дарован будет верный, зоркий глаз.

Живи себе нормальненько,

Есть повод веселиться,

Ведь, может быть, в начальника

Душа твоя вселится.

Такие ситуации. Простор воображенья.

Был гордым и почтенным, а родился дураком.

А если мало радует такое положение,

Скажи еще спасибо, что не сделался скотом.

Уж лучше сразу в дело, чем

Копить свои обиды.

Ведь, если будешь мелочен,

Докатишься до гниды.

Пускай живешь ты дворником — родишься вновь прорабом,

А после из прораба до министра дорастешь.

Но, если туп, как дерево — родишься баобабом

И будешь баобабом тыщу лет, пока помрешь.

Досадно попугаем жить,

Гадюкой с длинным веком…

Не лучше ли при жизни быть

Приличным человеком?

Так, кто есть кто, так, кто был кем, — мы никогда не знаем,

С ума сошли генетики от ген и хромосом…

Быть может, тот облезлый кот был раньше негодяем,

А этот милый человек был раньше добрым псом.

Я от восторга прыгаю,

Я обхожу искусы,

Удобную религию

Придумали индусы.

Я любил и страдал

Было так, я любил и страдал

Было так, я о ней лишь мечтал.

Я ее видел часто во сне Амазонкой на белом коне.

Что мне была вся мудрость скучных книг,

Когда к следам ее губами мог припасть я?

Что с вами было, королева грез моих?

Что с вами стало, мое призрачное счастье?

Наши души купались в весне.

Наши головы были в огне.

И печаль с ней, и боль далеки

И, казалось, не будет тоски.

Ну, а теперь хоть саван ей готовь,

Смеюсь сквозь слезы я и плачу без причины.

Вам вечным холодом и льдом сковало кровь

От страха жить и от предчувствия кончины.

Понял я, больше песен не петь.

Понял я, больше снов не смотреть.

Дни тянулись с ней нитями лжи,

С нею были одни миражи.

Я жгу остатки праздничных одежд,

Я струны рву, освобождаясь от дурмана,

Мне не служить рабом у призрачных надежд,

Не поклоняться больше идолам обмана.

Очередь

А люди все роптали и роптали,

А люди справедливости хотят:

— Мы в очереди первыми стояли,

А те, кто сзади нас, уже едят.

Им объяснили, чтобы не ругаться.

— Мы просим вас, уйдите, дорогие.

Те, кто едят, ведь это иностранцы.

А вы, прошу прощенья, кто такие?

Но люди все роптали и роптали,

Но люди справедливости хотят:

— Мы в очереди первыми стояли,

А те, кто сзади нас, уже едят.

Но снова объяснил администратор:

— Я вас прошу, уйдите, дорогие.